Подлинная любовь - страница 22

И я никогда не забывал.

Передо мной была Аманда.

Всё то же. Как будто не прошло двадцати лет.

Огни ночной пятницы. Ревущий стадион. Дрожащие подтрибунные помещения, ведущие ровнёхонько к пятидесятиярдовой отметке.

«Львы» Риджмонт-Хай принимают «Пересмешников» из Энсино Уэстмарк. Сезон в разгаре. Полным ходом идут игры юниоров.

Неистово колотится сердце в груди, пальцы рук дрожат. Я роняю шлем на бетонный пол.

Мы здесь одни.

Аманда смотрит на меня не так, как мне хочется – не с восторгом или хотя бы с интересом, а лишь с укоризной и недовольством.

Я устаю убеждать и теперь лишь слушаю её.

– Ты не понимаешь слова «нет?» – её звонкий голос не тонет в фанатских криках.

Я судорожно глотаю.

– Мэнди…

– Я не хочу. Ты. Мне. Не. Интересен, – чеканит она каждое слово.

– Ради тебя я – на всё, – я растерян и не представляю, что делать дальше. – Я же всё делал ради тебя. Так, как тебе нравится.

– Я не давала тебе повода. Оставь меня в покое, Пит, – качает она головой. – Между нами ничего не будет. Никогда. Исчезни из моей жизни. Навсегда. Я прошу тебя.

Я медленно разворачиваюсь – не хочу, чтобы она видела наворачивающиеся слёзы – и, не оглядываясь, иду в сторону, противоположную полю. Каждое её слово ранит так глубоко, что остаётся лишь гадать – а может быть ещё больнее? Или всё – и это предел?

Уже на улице у меня подкашиваются ноги, я оседаю на бордюрный камень и больше не сдерживаюсь.

Однажды мне довелось не спать на протяжении трёх суток. Одни из самых странных ощущений в моей жизни. Каждое телодвижение к концу этого срока казалось мне замедленным, словно мной управляли, дёргали за ниточки как куклу, а я лишь послушно, но с некоторой задержкой, откликался на это. Ватные ноги и руки, лениво и едва ползущие в мозгу мысли.

Вот и теперь со мной творилось то же самое. Как в полубреду я развернулся в пол-оборота к зрителям и, стараясь почти не шевелить губами, сказал:

– Здесь Аманда.

Лиам живо отозвался по гарнитуре.

– Повтори! Что?

Как сомнамбула я послушно повторил:

– Здесь Аманда.

– Какая ещё Аманда? – недоумевая, спросил Лиам.

Я продолжил лениво чревовещать.

– Моя любовь со школьной скамьи.

– О, господи, – протянул Лиам. – Твою-то мать, Питер…

– Лиам, я сам не свой, – я как следует вдавил наушник себе в ухо, словно от этого менеджер стал бы слышать меня лучше. И, главное, лучше понимать. – Я сейчас… не знаю… Кажется, потеряю сознание. Послушай, надо отложить выступление.

Джефф между тем вовсю отрывался, разогревая аппетит зрителей – Джимми Хендрикс[37] смотрел на всё это сверху и одобрительно кивал.

Менеджер оказался крайне не согласен со мной.

– Питер! Твою же, сука, мать! Ты что там себе, падла, удумал? А ну живо прекращай эти п##дострадания! – приказал Лиам. – Ты в край е##нулся? Мы не можем остановить шоу! Сто тысяч людей не станут ждать, они уйдут, подумай об этом! Урон репутации, потеря огромных денег! Ты подумал, как я буду тебя, урода, отмазывать на утреннем шоу какой-нибудь черножопой м##ды?

– Нет, – машинально ответил я.

– С трудом, вот как, сукин ты козёл! – рявкнул Лиам. Я вздрогнул. Но, рискуя вновь огрести от менеджера, продолжил гнуть своё.

– Я не могу сейчас думать, – и это было правдой. – Всё как во сне. Я просто плыву, Лиам. Не могу даже сет-лист вспомнить. И тексты не помню. Это не тот случай, когда всё вертится на языке, стоит лишь услышать музыку. – Я вздохнул. – Пусть уходят, главное, чтобы остался один человек. Понимаешь?