Я пробовал отказываться от
всего, что о тебе напоминало.
Я даже позабыл про Новый год,
чтоб каждый год не начинать сначала
историю, которая свела
в одной квартире всех, когда-то живших
на этой территории. Угла
не предоставив даже вновь прибывшим —
без надобности для тебя они,
как мелочь в продырявленном кармане,
что сыпется на землю – лишь толкни
её рукой и звоном не обманет
прощальным – навсегда. В былые дни
и я глядел не эти превращенья
в границах комнаты. Разрушенный камин
и угли в нём почти что без движенья —
лишь иногда их трогает сквозняк
своим дыханием, но дверь всегда открыта,
и он уходит, как печальный враг,
когда на поле армия разбита —
и только по количеству потерь
историк узнаёт о пораженьи.
Ни раненым, ни выжившим теперь
не скрыться от людского осужденья
в каком-нибудь заштатном городке,
где только церковь и хранит молчанье
о пережитом. Лодки по реке
везут погибших, как напоминанье
свидетелям. Глаз привыкает вновь
мириться с окружающим пейзажем,
но об бесцветья утром стынет кровь
и сердце чаще бьётся как-то даже.
У города не спросишь, отчего
он так состарился – ни войн, ни лихорадки
какой-нибудь. Немытое окно
бросает тень на жёлтую тетрадку
на письменном столе, когда-то он —
свидетель и участник. Только странно —
не сохранился голубой плафон
и вазочка на стойке у дивана —
должно быть, время. И когда теперь
всё это видится в другом, волшебном свете —
мысль не торопится за сквозняком за дверь,
а топчется, как призрак, на паркете,
желая разобраться до конца —
что, где, куда, зачем – на самом деле,
передавая знаками лица
своё волнение и то, что не успели
стереть морщины. Память не стереть.
Я пробовал – бессмысленная трата,
но на тебя не стоит так смотреть —
воспоминанье о тебе всегда чревато
каким-нибудь несчастьем. У тебя
какой-то дар – всё превращать в руины.
И даже просто, нитку теребя —
соорудишь петлю для половины
тебя любивших. И твои черты,
как отражение, всегда на старом месте.
Возможно, сильно задержалась ты
и мстишь за то, что мы уже не вместе,
а как-то рядом, где-то среди книг —
между Довлатовым и Бродским – посредине,
