– Доча, повторяй лучше уроки, чего тебе в слякоть выходить? И поздно уже, что ж я, плохой отец – дитя на улицу гнать! Да и на воздухе мне следует бывать чаще, врач рекомендует.
Катя сначала обрадовалась такой инициативе, потом призадумалась.
– Пап, хочешь, вместе сходим?
– Ничего-ничего, я справлюсь. Вон и мокрый снег пошёл. Сиди дома, в тепле, а мы с Бубой быстренько.
«Быстренько» оборачивалось сорокаминутной прогулкой. И отец, и собака возвращались бодрые, оба в прекрасном настроении, пёс оттого, что дали набегаться всласть, Павел Петрович по какой-то другой, настораживающей Катю причине.
Во время одной из таких отлучек «по собачьим делам» чутьё толкнуло Кэт набрать номер отцовского мобильника. Было занято. И через пять минут, и через десять. Когда Павел Петрович вернулся, дочь, принимая у него в прихожей поводок, как бы мимоходом обронила, мол, хотела попросить купить в ларьке сок, но до тебя дозвониться нереально, как в Кремль. Павел Петрович отшутился, что замучил дядя Коля с дачи по поводу продажи гаража, звонит каждый день, спасу нет.
Всю следующую неделю, уходя с собакой, отец заранее интересовался, не нужно ли дочке что-нибудь купить по пути.
Из окна их квартиры был виден лишь угол собачьей площадки, но Кэт намерено вышла на лестничную клетку, где обзор шире, и увидела отца, вышагивающего с трубкой у уха.
Дабы подтвердить свои тревожные догадки, Кэт сделала то, что обычно входит в примитивный набор поступков ревнивых жён: когда Павел Петрович отправился в душ, схватила его телефон и принялась лихорадочно в нём копаться. Ей было стыдно, но поделать с собой она ничего не могла, лишь оправдывалась: «Он же мой папа, у нас никогда не было секретов друг от друга».
Предчувствия оправдались. Как она и предполагала, никакого дяди Коли с гаражом в «исходящих» и «входящих» вызовах и в помине не числилось. Зато были многочисленные разговоры с абонентами «Маша мобильный» и «Маша рабочий». В отличие от гулящего мужа, незадачливому Павлу Петровичу и в голову не приходило шифровать номер подруги под другим именем.
Катя заперлась в комнате и принялась отчаянно соображать, что делать с добытой информацией. Отец виделся ей предателем, разрушителем всего того, что было выстроено между ними. Она ощущала себя маленькой, брошенной всеми девочкой, никому не нужной, забытой. Ненависть к незнакомой Маше, воровке, крадущей у неё отца, гнездилась глубоко, по ощущениям, где-то в районе диафрагмы, ныла, скребла куриной лапкой нутро, впрыскивала в организм едкий яд. Катя пыталась не заплакать – не получилось. Ночь она провела без сна, закутавшись с головой в одеяло и баюкая своё горе.
В школе Кэт оставалась для всех прежней, иронично-шутливой. Круг общения же сократила до одного лишь новичка Кости Рымника, который выгодно отличался от одноклассников тем, что, во-первых, ничего о ней не знал, ни плохого, ни хорошего; а во-вторых, принадлежал к какому-то интригующему не то братству, не то клубу. Говорить с ним о своей беде Катя не решалась, но то немногое, что она успела понять из его мыслей и принципов, отчасти смягчало ситуацию. О чём там говорил этот странный мальчик с красивым ником Доб Джибоб? Слушай битлов, и будет тебе счастье? Кэт, считавшая «Битлз» музыкой молодящихся стариков, всё же пару вечеров просидела в наушниках, и ей даже показалось сперва, что на сердце полегчало. Но спустя пару дней снова стало отчаянно гадко. Спас альбом Земфиры, вытащил из болотной бездны. Но в сердце таился холод, а присутствие где-то рядом с отцом ненавистной Маши казалось неотступной катастрофой, равносильной смерти.
