Фактически жизненный путь преподобного Сергия Радонежского заложил основные идеи и принципы русского философствования. Он провозгласил нерасторжимость плана бытия и плана мышления: мы философствуем прежде всего собственной жизнью, а концептуальное выражение этой философии, поиски понятийных эквивалентов – вторичны. Выступая против «соблазна первого места», он фактически отказался от принципа индивидуализма во всех возможных его ипостасях и иноформах, противопоставив ему идею смирения и любви. Он заговорил об иерархии свободы, в которой свобода отдельной личности представлялась лишь видимостью свободы, в то время как подлинная духовная свобода возможна, лишь когда человек связан с неким превосходящим его единством. Олицетворением такого Единства была и остается Божественная Троица – начало собирающее и безвластное, начало, которое не может быть понято логически. Именно она противостоит европейской рациональной, индивидуализирующей традиции, которая направляет человеческую деятельность на утверждение и поддержание множественности мира.
Идея единства, сложившаяся еще в Киевской Руси и упроченная православным влиянием, стала одной из доминант русского мировоззрения. Она реализовывалась в самых разных сферах. И если в Европе велась работа по культивированию разнообразных форм множественности, то русское миросозерцание, напротив, стремилось к его преодолению. Следствием этого стала значимость субъекта для европейской мысли, когда он своей волей и личностным усилием одновременно продуцирует и создает механизмы для удержания в своем сознании этой бесконечной множественности. Начинается эта множественность с выделения субъектом собственного Я, противостоящего всему остальному миру.
Эта особенность европейского сознания реализуется и на бытовом уровне, в частности обращается внимание на распространение стульев, дающих возможность выделить и обособить каждую отдельную персону, в противовес лавке, которая фактически делает невозможным персонификацию отдельно взятого Я. Та же тенденция прослеживается и в развитии искусства. Основополагающим принципом европейской живописной традиции стала прямая перспектива, которая центрирует мир вокруг субъекта и подчиняет этот мир законам видения субъекта. Она сформировалась в противовес обратной перспективе иконы.
В музыкальных искусствах это связано с древнерусской традицией противопоставления музыки как игры и пения[12]. Для европейской традиции в музыке всегда было значимо выражение эмоционального состояния человека. Но если музыка выражает нечто, это свидетельствует о раздвоенности человека: есть, на пример, какие-то чувства, которые человек испытывает непосредственно, а есть музыкальное их выражение. И получается, что план выражения становится овнешенным по отношению к самому человеку. Этот же принцип реализуется и в европейской философии, в частности в декартовом cogito. Центрирование мира вокруг Я предполагает особую стратегию разговора о мире – описательную, где мир предстает как «картина мира»[13].
Так реализуется одно мироотношение, которое всегда предполагает существование на границах, всегда движение от Я к иному, чужому и чуждому миру, при котором даже собственное Я оказывается внешним по отношению к самому себе (план бытия и план его выражения). Поэтому европейское знание в самом широком смысле этого слова можно охарактеризовать как знание на границах, знание как различение, то есть главное – это устанавливать границы, границы между Я и миром, между Я и иным Я.
