– Ага. Точно они.
– Он был инвалидом?
Паша пожал плечами. Несмело они пошли навстречу пожилой даме в огромной, нелепой шляпе, поля которой закрывали ей глаза, и парню, который сидел в коляске и счастливо озирался по сторонам. На лице застыла улыбка, но не естественная, а словно пластилиновая. Расстегнутая рубашка трепыхалась на ветру. Луна заметила шрам, который шел по всей груди и догадалась, что он остался от вскрытия. Дама встала рядом с лежаком, заплатила камбоджийцу, который подбежал к ней, улыбаясь во все зубы. Потом она заметила рубашку, виновато оглянулась по сторонам, наклонилась и начала застегивать пуговки, причитая на немецком.
Луна вытащила из кармана флакончик с зельем, подошла к женщине и, пока та занималась рубашкой, вылила содержимое на шею. Дама вздрогнула, резко обернулась, но потом ее лицо опустело на секунду, она часто поморгала, казалось, что произошла перезагрузка мозга, а потом широко улыбнулась Луне и Паше.
– Вы говорите по-английски? – спросила Луна на английском.
– Конечно, милочка! Конечно! – Дама подала ей руку, активно потрясла ее, потом схватила и Пашу за ладонь. – Мы знакомы?
Луна поморщилась, ведь переборщила с шоколадом, когда готовила зелье доброжелательности. Впрочем, им это на руку. А вот даме в нелепой шляпе будет непросто следующие двенадцать часов.
– Мы когда-то общались с вашим сыном. Но уже давно не можем с ним связаться, вот и решили вас найти.
– Ох, с Гербертом… беда случилось. Он пережил…
Дама села на лежак, взглянула на сына так, что у Луны пошли мурашки. Столько было обожания, нежности и боли в этом взгляде.
– Простите… – заговорил Паша.
– Августа.
– Августа, Герберт… я что-то слышал, что он умер.
Луна толкнула Пашу в плечо и покачала головой. Но Августа лишь тяжело вздохнула.
– Я не знаю, что произошло. Знаю, что он познакомился с этой глупой француженкой. Болтала без умолку, вечно суетилась, бегала, глаза словно безумные.
Казалось, Августе давно хотелось с кем-то поговорить, рассказать, что произошло. Она говорила с придыханием на английском с сильным акцентом. Тяжело вздыхала и гладила по руке Герберта, который довольно разглядывал Луну и Пашу, так же странно улыбаясь.
– Француженка?
– Вивьен, кажется. Он влюбился в нее. Дурак. Бегал за ней, смотрел ей в рот.
– И что случилось?
– Если бы я знала. Он ушел с ней на свидание. А потом… она привела его мне уже таким через несколько дней. И исчезла.
Августа резко выдохнула, посмотрела на ребят, пожала плечами.
– Если бы нашла ее, выколола бы ее безумные глаза. Но… остался лишь шарф. А мой сын теперь инвалид.
– Что с ним? – спросила Луна, садясь рядом с Августой. Герберт вновь расстегивал рубашку, пальцы неумело теребили ткань, одна из пуговиц не выдержала и оторвалась. Луна вновь заметила длинный шрам, идущий по всей груди.
– Врачи не знают. Разводят руками. Говорят, с ним все в порядке. Просто… он теперь такой.
– Но так ведь не бывает. – Паша поправил очки, сложил руки на груди. – У этого должно быть объяснение. Что-то должно было повлиять на мозг. Инсульт, инфаркт, болезнь. Вам делали МРТ?
Луна едва заметно покачала головой, пытаясь показать Паше, что виновато колдовство. Врачи тут бессильны. Нет следа – значит это влияние магии, магического артефакта или проклятия.
– Вы сказали, остался шарф. Могу я его увидеть?
Луна коснулась руки Августы, выдохнула заклинание, оставила ногтем вмятину на коже. Взгляд дамы стал стеклянным, а потом прояснился, она вскочила с места.
