Нет силы иль
бессилия
в словах,
Чтоб можно было бы
их применить
для цели
Благой – дать описанье
ясное
начал,
Лежащих
в основанье
Мира.
Все, что можно
было бы
помыслить,
Увидеть
иль
представить,
Все вынуждены
мы в слова
облечь:
Движенья ли
души
иль гроздья гнева,
Молитвенный экстаз
и сердца
боль, —
Все вынуждены мы
в разменную
монету,
в слова чеканить,
В субстанцию
незримую,
которой
Когда-то был
соделан
весь наш Мир,
Описан, взвешен,
мерою
измерен.
Тогда,
в момент
возникновенья,
Прекрасен
был он
и единовиден,
Подобен жидкому,
прозрачному
стеклу,
Сияя в Славе Божьей,
преломляя
на гранях
Формы, в кою заключен
был от начала
промыслом Творца,
Бесчисленные
искры
мыслей-судеб,
Которые затем
себя назвали
Ангелами
И каждая из них
жила лишь отсветом
первичной Славы,
Была тогда лишь
бликом
или тенью Света,
Которым
наполнялось
все вокруг.
В единой,
первозданной
чистоте,
Движимые Любовью
лишь
к Творцу,
Бесчисленные сонмы
Светов,
Молний,
Бликов и Огней,
Энергий
Божьих
Двигались по кругу,
в едином хороводе
совершая
Молебен
благодарственный
Творцу,
Беззвучный, ибо слов еще
никто из них
не слышал и не ведал.
В полной тишине,
в блаженном незвучаньи
всех созвучий,
Сияло в блеске
Славы
Мирозданье,
Готовое принять
в себя
Творца,
Отца и мужа
сразу,
полное любви
К тому,
кого
еще не знало,
Но жаждою
узнать
и полюбить.
И, наконец, раздалось
Слово,
выступив из Бога,
Из Света изступив
в единстве
Полноты
И разнеслось
ликующей
толпой
Искрящихся
лазурным цветом
Светов,
Умов
благих
и огневидных,
Обретших разом
дар звучанья
и созвучья дар,
Собою
без остатка
напоя
Все мирозданье
Полнотой
Любви.
Начав звучать,
уже не в силах
смолкнуть,
Оно все
Мирозданье
взорвало
На тех, кто с ним
себя не мыслил
больше
И на принявших
полноту
Его.
Единая
в своей
телесной сути
Природа
Мирозданья
раздалась
На части две,
неравные
по сути,
Но ставших
через Слово
всем возможным:
Иль даром,
возносящим
до небес,
Или проклятьем,
низвергающим
на землю.
Незримая,
чарующая
прелесть
Наполнила умы
огнем
Любви
Избыток коей
в звуки
слов сложился,
Единой
песней,
нотою одной
Все мирозданье
заставляя
петь:
«Люблю тебя,
Творец
всего живого,
Жених желанный,
Божий Сын
Христос».
Посредством Слова,
будто
покрывалом,
Воздухом драгоценным,
затканным
Сияньем Божьей Славы
Прозрачные, безгрешные созданья,
назвавшие себя
Сынами Бога,
Прияли Образ
Красоты
и Блага,
Как если бы
художник,
пожелав
Стену покрыть бы фреской,
до начала
своей работы
Ее зачистил всю
и огрунтовал
в цвета Преображенья,
И лишь затем бы
начал
рисовать,
Рукою
вдохновенной
нанося
Прозрачным
слоем
краски.
Белизна сияла бы
через
цветов скопленье,
Их наполняя
светом
Чистоты
И соучаствуя
своей природой
в фреске:
Так Слово
облекает
рои мыслей,
Неясным светом
полыхающих
в глуби
Ума иль сердца,
ризой
бытия,
Их оформляя
в ясные
созвучья.
Итак, Творенье
приняло
Творца,
И сочеталося
и понесло
в себе,
Как в драгоценной
чаше,
в лоне Девы,
Царя царей,
начало Бытия —
Божественное Слово.
Часть другая,
удел не меньший
и природы той же,
Осталось глухо к Слову,
предпочтя
молчанье звуку.
Омраченный Свет
почел за благо
для себя
Бежать от Слова,
в этом видя
угрозу для своей свободы:
Ведь мыслил он
себя
саморожденным
И более
высокой
участи —
Началом Света,
Утренней
Денницей,
В сияньи славы
заставляя
меркнуть
Любой иной
из нерожденных
Светов.
Предпочитая
верности мятеж,
а мысли – самоизмышленье,
Желал он сохранить себя
как первое
и высшее творенье,
Ценя себя за то,
что есть
он сам,
Страшась утратить
беспредельность
воли,
Границею, которой
