Как вспрянул дремлющий поэт!
Призвание в ранних стихах Хомякова принимает два образа – поэзии и войны.
Предназначение поэзии очень высоко. Она существует не только для удовольствия людей. Хомяков приписывает ей значение почти космическое, связанное с судьбами мироздания. Например, в стихотворении «Поэт» (1827)
…Луч небесный
На перси смертного упал,
И смертного покров телесный
Жильца бессмертного приял.
Он к небу взор возвёл спокойный,
И Богу гимн в душе возник,
И дал земле он голос стройный,
Творенью мёртвому язык.
В стихотворении «Разговор» (1831), построенном как диалог поэта и его противника, выражена та же мысль. Противник поэта утверждает, что поэзия в наш век невозможна, т.к. для неё нет предмета:
Мечта, мечта! Для звучных песен
Где чувства, страсти, где предмет?
Круг истин скучен нам и тесен,
А для обманов веры нет.
Главная черта нынешнего века – эгоизм:
К чему поёшь ты? Человек
Страдает язвою холодной,
И эгоизм, как червь голодный,
Съедает наш печальный век.
Эгоизм приводит к угасанию поэзии, вдохновения, а значит, и жизни:
Угасло пламя вдохновенья,
Увял поэзии венец
Пред хладным утром размышленья,
Пред строгой сухостью сердец.
Поэзия обречена течь «струёю мелкой и бессильной, как люди в век наш роковой».
Поэт отвечает на это, что поэзия – предчувствие и начало другого, лучшего века, будущего совершенного порядка вещей:
Взойдёт, я верю, для вселенной
Другого века благодать.
И песнь гремит, блестит, играет,
Предчувствий радостных полна;
И звонкий стих в себе вмещает
Времён грядущих семена.
Этот грядущий мир понимается, конечно, не как лучшее устройство общества, он понимается религиозно:
…Два знака примиренья
Издревле миру дал Творец:
Прощения символ заветный
Один на тверди голубой
Блестит дугою семицветной
Над успокоенной землёй;
Другой гремит во всей вселенной,
Для всех племён, для всех веков:
То звуки лиры вдохновенной
И глас восторженный певцов.
Поэзия многого требует от человека. Вдохновение невозможно без жертв, к нему не способен тот, кто не страдал:
Тот, кто не плакал, не дерзни
Своей рукой неосвященной
Струны коснуться вдохновенной:
Поэтов званья не скверни!
«Вдохновение», 1828
Поэзия предполагает особый образ жизни, она требует отказа от мирской жизни, от мирских удовольствий:
И ты не призывай поэта!
В волшебный круг свой не мани!
Когда вдали от шума света
Душа восторгами согрета,
Тогда живёт он…
«Отзыв одной даме», 1828
Высокое призвание – не повод для возвеличения себя. Поэт отличает себя от того, чему он служит. В стихотворении «Сон» (1828) – благоговение перед поэзией, перед её силой, действием на людей:
…в певце на всё своё творенье
Всевышний положил венец, —
и в то же время – явная ирония по отношению к себе:
Я видел сон, что будто я певец
И что певец – пречудное явленье.
«Думы» и «Вдохновение» (1831) – тоже о слабости человека и о том, что вдохновение требует особого образа жизни, отказа от удовольствий, аскетизма, его легко утратить и трудно вернуть:
Проснись! проснись! Мы призываем
Тебя от снов, от грёз пустых,
Проснись! Мы гаснем, увядаем,
Любимцы лучших дней твоих.
Проснися! радость изменяет,
И жизнь кратка, и хладен свет,
И ненадолго утешает
Его обманчивый привет.
«Думы»
Но если раз душой холодной
Отринешь ты небесный дар
И в суете земли бесплодной
Потушишь вдохновенья жар;
И если раз, в беспечной лени,
Ничтожность мира полюбив,
Ты свяжешь цепью наслаждений
Души бунтующей порыв, —
К тебе поэзии священной
