Вслед стрельчатым восходам тона,
На белом чёрную строку
Записывать… как будто тонна
Цветов приснилась старику.
Жизнь не сбылась? Ещё возможно
Что что-то сбудется со всеми
Раз окунали босы ноги
В глубокий снег, что клён Есенин
В окне оплакивал для многих –
Неизлечимо одиноких…
Уединение ночное.
Когда гремит в ответ молчанье.
Когда не Чацкий, а Молчалин
Творит историю, начну я –
Весну сначала,
Оттолкну, как корабли от кромки Крыма,
начну путь дыма от причала…
И, наточив оттенок дымки,
Набросок сделаю пустующей Ордынки,
Что протянулась и растаяла, как дым…
Прощальным взмахом, влажным и простым,
Мелькнут в порыве ветерка
Какие-то, уснувшие слегка,
Немые грозди слабых веток… Где ты,
Ходок по изразцам печей планеты,
Читатель ветра, убиенных друг?
Ночная прорва царствует вокруг:
Гудками эшелонов, тихим стоном
Уткнувшихся в подушки матерей…
И будто просит: Уведи детей, скорей,
Подальше от окна, где одичалый
Стареет позабытый, с клёном вид.
Но, может быть, проснусь, начну сначала
Весны начало… Путь не позабыт.
5.
Мой старший брат
Остановить словами – тень от мысли,
Взмах крыльев, промедленье ветерка
В картине Левитана, где зависли
Лучи в глубокой грусти и слегка
Исчезла точка зрения, и стало
Невидимая видимость смелей?
Блуждать в объятьях сумрака кристалла.
В слова вмещать : хруст крови тополей,
Которые ещё под топорами,
Ещё вот-вот и упадут к ногам?
Могу, и значит то – вовсю пора мне:
В ипатьевском подвале под наган
Ввысь опадать, в дыму расстрельной гущи,
Так медленно, как падали княжны
И мальчик на руках, в тот век бегущий,
И в письмах многоточия важны
Отныне будут мне, и вид верблюжий
Приспущенных ресниц, напев гнедой,
Беззубый рот, – мне тайну слов навьюжит
Мой старший брат – дождливою водой
Прольётся речь, свершит обряд потери
Сюжета слов – лишь голос, голос гол
Покажется, распахнутым, как двери,
Как ветром поперхнувшийся щегол
В преддверии высокой звонкой трели,
Мой старший друг, вдруг, сумрака глотнув,
Не о расстреле судеб, о Растрелли –
О сводах вод, покачивая клюв,
Ввысь запоёт, заверит, подвывая,
Подстраиваясь горлом к роднику,
Меня лишь в том, что вывезет кривая,
И хватит горя на своём веку –
Здесь каждый: Пой, мой мальчик, не смолкая
Не прекращай мелодию камней!
Трамвай, руками в будущность толкая,
Губами учимся ценить сильней:
В слова вмещённые потуги горловые,
Потоки ливней, взглядов, фонарей…
Свистят вдогонку бурлакам городовые
И гладят звон стиха ладони звонарей.
1.
Мне снится всё это,
Мне это только снится?
С ладони подхватила корм синица –
Вспорхнула бережно среди проталин марта
И долгую дорогу в дюнах Марта
Оплакивает взглядом вековым…
Пьеро на сцене, с гримом восковым,
Поёт Вертинского – и мёртвым, и живым –
Его легко услышать, тенор терпко длится…
Мне снится : громко вздёрнулась землица,
Взлетели комья, рухнули на плечи,
Прервали сон, закутанный в шинели,
Кого-то рядом сталью искалечит…
А сосны закружились, зашумели,
И вот уже, я, собственной персоной,
Снюсь вам, в долине полусонной:
Поэт. Один. И ветер с вороньём.
И вы – не знающие – каждым божьим днём –
Зачем, за что такие творческие муки –
За горизонт уводят, путь потерь сулят…
Цветы кладут на памятники внуки,
По осени считавшие цыплят…
Взгляд обгоревший мой бредёт-гудёт вдоль пепла
Сгоревших заживо – улыбок, деревень…
И это только сон? Прохладой, помню, крепла
Ночь многозвёздная, с печами набекрень.
Молчанье – где-то голосами моросило,
Бродило тенью с огоньками папирос,
Бинтом свисало окровавленным с носилок,
