– Мэри-Энн нравилась мне гораздо больше, – сказала Луиза, глядя на внука и выразительно не замечая Милану.
– О вкусах не спорят, – сказал Джей, глядя на океан. – Мне нравится Милана.
– Полячка? – Луиза окинула Милану оценивающим взглядом.
– Русская, – сказал Джей.
– Всё понятно.
Это консервативно самоуверенное «всё понятно» очень напрягло Милану, но Джей предложил обсудить все подробности за чаем.
– Кто такая Мэри-Энн? – спросила Милана, как только они покинули террасу и спустились в сад, раскинутый на заднем дворе.
– Мне было шесть, ей – четыре, – улыбнулся Джей.
– Ты любил её? – поинтересовалась Милана, ничуть не успокоенная его словами.
– Конечно, – сказал Джей, обнимая её за талию. – Я люблю любить.
– Мне надо ревновать? – уточнила она.
– Ревнуй, – благосклонно разрешил он. – Только сначала объясни мне, почему девушек так интересуют бывшие?
Милана посмотрела на него, удивлённая таким сложным в своей простоте вопросом.
– Потому что… – начала она и перешла в наступление. – А разве они не должны нас интересовать?
Джей улыбнулся.
– Бывшие по какой-то причине не нынешние, значит, в них было что-то не то и не надо ими интересоваться. И вообще не всегда причина в девушке. Лови тренды, опережай время, чтобы не было будущих.
Милана нервно рассмеялась. Мысль о будущих девушках Джея Джонса омрачила её солнечное настроение.
– Я не нравлюсь твоей бабушке, – тихо сказала она, взглянув на совершенно породистые багровые кусты роз, высаженные по обеим сторонам аккуратной садовой дорожки.
– Я тоже. Мы с тобой идеальная пара, – сказал Джей, глядя на неё.
Милана улыбнулась, услышав в его словах милую попытку утешить её. Любовь Луизы к внуку была заметна и неоспорима.
– Она ничего про меня не знает, да? – спросила Милана.
– Она знает всё, – ответил Джей. – Что посчитала нужным узнать.
– А почему тогда она назвала меня полячкой?
– Чтобы проверить твой характер, – он улыбнулся. – Пока ты неплохо справляешься, но лучше ничего здесь не бей. Хорошо?
– Скажешь тоже…
Милана окинула сад долгим взглядом.
– Ты здесь рос?
– Я не куст.
Она рассмеялась.
В это время в сад вышла горничная и пригласила их пройти в столовую. Луиза Дэвис-Джонс уже ожидала их, восседая за столом, накрытым к чаю. В светлом брючном костюме с благородно белыми волосами она показалась Милане воплощением тех этикетных правил и норм, к которым она так стремилась в свой лондонский период.
Луиза обратилась к Джею с долгой речью, рассказывая ему о печальной участи неизвестного Милане Мориса Питерсона, который скоропостижно скончался на борту своего джета. Пока говорила хозяйка, гости замерли в почтенном слушании. Милану не покидало чувство, что Джей не имел ни малейшего понятия, по кому именно скорбела его бабушка. Его мерное кивание свидетельствовало о том, что он сочинял новую песню. Возможно, про роскошно одинокую смерть в облаках…
Наконец, после торжественно трагического «он был такой молодой» все приступили к чаю. Милана ощущала на себе изучающий взгляд Луизы и, подняв глаза, поняла, что пришло время подать свой малозначительный, но вполне благозвучный голос.
– Великолепный фарфор, – восхитилась она.
– Из него пила кузина Вудро Вильсона.
– Правда? Как интересно… – сказала Милана, с должным почтением взглянув на свою чайную пару.
– Да, это, действительно, очень интересно… – начала миссис Дэвис-Джонс.
Джей кашлянул.
– Джейсон, конечно же, знает эту историю, – Луиза одарила внука покровительственной улыбкой.
