Поэзия садов - страница 22

Строительство любого нового города, монастыря или церкви сопровождалось выездом на место князя или святого, и место выбиралось «красное», т. е. красивое. Об этом есть многочисленные свидетельства агиографической литературы и летописей. Ср., например, описание основания города Каменца в Ипатьевской летописи[73].

Краткость описаний природы и сосредоточенность этих описаний только на изменениях в природе (на смене времени дня или времен года) характерна и для Западной Европы. В частности, для «Песни о нибелунгах».

Наконец, это же «динамическое» отношение к природе характерно и для «Александрии» в обеих ее редакциях и на всех европейских языках, где бы она ни появлялась. Всюду в «Александрии» описывается природа в действии и в ее отличиях от привычной для ее автора и редакторов-переписчиков.

Наиболее подробно, однако, средневековые авторы останавливаются на одном сезонном периоде и на тех изменениях, которые этот сезон вносил: на описаниях весны – вернее, не весны самой по себе, а тех элементов воскрешения природы после зимней омертвелости, которые имели для средневековых книжников (и русских, и западноевропейских) особенно большое символическое значение. Весна в целом была символом величайшего христианского праздника – Воскресения. Именно поэтому ей уделяет особенное внимание и Кирилл Туровский в своем «Слове на первую неделю по Пасхе». Правда, Кирилл Туровский следует в этом описании за отцами церкви, но это, в сущности, ничего не меняет. И описание весны у Кирилла закономерно напоминает описание весны у Готтфрида Страсбургского в начале его поэмы «Ривалин и Бланшифлур»[74].

Весна играет в изображении природы первостепенную роль в поэзии миннезингеров. Вальтер фон дер Фогельвейде (XIII в.) в стихотворении «Весна и женщина» сопоставляет весну и прекрасную девушку.

Средневековье видело в искусстве второе Откровение, обнаруживающее в мудрости, с которой устроен мир, ритм, гармонию. Эта концепция красоты мироустройства выражена в ряде произведений Средних веков – у Эригены, в «Шестодневах» Василия Великого и Иоанна Экзарха Болгарского, в «Поучении» Владимира Мономаха на Руси и мн. др. Все в мире имело в той или иной мере многозначный символический или аллегорический смысл.

Если мир – второе Откровение, то сад же – это микромир, подобно тому как микромиром являлись и многие книги. Поэтому сад часто в Средние века уподобляется книге, а книги (особенно сборники) часто называются «садами»: «Вертоградами», «Лимонисами» или «Лимонарями», «Садами заключенными» (hortus conclusus) и пр. Сад следует читать как книгу, извлекая из него пользу и наставление. Книги носили также название «Пчел» – название, опять-таки связанное с садом, ибо пчела собирает свой мед с цветов в саду.

Древнейшее уподобление литературного произведения саду есть у Платона в «Федре». Здесь Сократ говорит о «садах из букв и слов», которые насаждает писатель для собственного удовольствия («сад Адониса»). Сократ считает, что это пустое занятие, – он выдвигает на первое место с точки зрения полезности устное поучение оратора.

Разбирая памятники, в названиях которых есть слово «сад» (или другое слово того же семантического ряда), следует помнить о шкале символических значений – от «полезности» до «наслаждения» (что связывается с вечным спором о роли искусства). Сочинение-сад открыто для всех, и каждый находит там то, что ищет. Эти мотивы нашли отражение и в риторике.