Поэзия. Все в одной книге - страница 15



Безмолвен тот, кому ответить лень.
Все неустойчиво, недружелюбно, ломко,
Тарелок стук… Беседа коротка:
– «Хотела в семь она придти с катка?»
– «Нет, к девяти», – ответит экономка.
Звонок. – «Нас нет: уехали, скажи!»
– «Сегодня мы обедаем без света»…
Вновь тишина, не ждущая ответа;
Ведут беседу с вилками ножи.
– «Все кончили? Анюта, на тарелки!»
Враждебный тон в негромких голосах,
И все глядят, как на стенных часах
Одна другую догоняют стрелки.
Роняют стул… Торопятся шаги…
Прощай, о мир из-за тарелки супа!
Благодарят за пропитанье скупо
И вновь расходятся – до ужина враги.

Пасха в апреле

Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, дорогая,
С улицы фраз отголоски…
Тихо брожу от крыльца до сарая,
Меряю доски.
В небе, как зарево, внешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Многое было, ах, многое было…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Москва. Пасха, 1910

Картинка с конфеты

На губках смех, в сердечке благодать,
Которую ни светских правил стужа,
Ни мненья лед не властны заковать.
Как сладко жить! Как сладко танцевать
В семнадцать лет под добрым взглядом мужа!
То кавалеру даст, смеясь, цветок,
То, не смутясь, подсядет к злым старухам,
Твердит о долге, теребя платок.
И страшно мил упрямый завиток
Густых волос над этим детским ухом.
Как сладко жить: удачен туалет,
Прическа сделана рукой искусной,
Любимый муж, успех, семнадцать лет…
Как сладко жить! Вдруг блестки эполет
И чей-то взор неумолимо-грустный.
О, ей знаком бессильно-нежный рот,
Знакомы ей нахмуренные брови
И этот взгляд… Пред ней тот прежний, тот,
Сказавший ей в слезах под Новый Год:
– «Умру без слов при вашем первом слове!»
Куда исчез когда-то яркий гнев?
Ведь это он, ее любимый, первый!
Уж шепчет муж сквозь медленный напев:
– «Да ты больна?» Немного побледнев,
Она в ответ роняет: «Это нервы».

«Ваши белые могилки рядом…»

Ваши белые могилки рядом,
Ту же песнь поют колокола
Двум сердцам, которых жизнь была
В зимний день светло расцветшим садом.
Обо всем сказав другому взглядом,
Каждый ждал. Но вот из-за угла
Пронеслась смертельная стрела,
Роковым напитанная ядом.
Спите ж вы, чья жизнь богатым садом
В зимний день, средь снега, расцвела…
Ту же песнь вам шлют колокола,
Ваши белые могилки – рядом.
Weisser Hirsch, лето 1910

«Прости» Нине

Прощай! Не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!
Поверь, не хватит наших сил
Для примирительного слова.
Твой нежный образ вечно мил,
Им сердце вечно жить готово, —
Но всё ж не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!

Ее слова

– «Слова твои льются, участьем согреты,
Но темные взгляды в былом».
– «Не правда ли, милый, так смотрят портреты,
Задетые белым крылом?»
– «Слова твои – струи, вскипают и льются,
Но нежные губы в тоске».
– «Не правда ли, милый, так дети смеются
Пред львами на красном песке?»
– «Слова твои – песни, в них вызов и силы,
Ты снова, как прежде, бодра»…
– «Так дети бодрятся, не правда ли, милый,
Которым в кроватку пора?»

Инцидент за супом

– «За дядю, за тетю, за маму, за папу»…
– «Чтоб Кутику Боженька вылечил лапу»…
– «Нельзя баловаться, нельзя, мой пригожий!»…
(Уж хочется плакать от злости Сереже.)
– «He плачь, и на трех он на лапах поскачет».
Но поздно: Сереженька-первенец – плачет!