Винилин всё также дудела на флейте, впрочем, теперь она была вполне себе в тонусе, пытаясь громко играть какой‑то военный марш, прогуливаясь взад‑вперед по каминной комнате. Немного постояв в прихожей и послушав, Алорон подметила, что отдельные моменты у неё уже начали вполне сносно получаться. Наконец, собравшись с духом, Алорон зашла в каминную комнату, ведь миниатюрную Винилин она боялась больше, чем того здорового чернобородого мужчину, с которым ей совсем недавно приходилось вести спор на повышенных тонах.
Алорон сбивчиво объяснила сложившуюся ситуацию. Винилин немного помолчала, переваривая услышанное, и потом согласно кивнула.
– Ну и правильно сделала, – сказала она. – Хорошо, пойдём, наймём на рыночной площади пару носильщиков и заберём эту салмин к себе домой.
Уже через полчаса они с носилками пришли в дом к больной женщине. Винилин наняла на рынке четверых местных жителей из числа тех, которые приходили по утрам на рыночную площадь в поисках поденной работы. Сама же она оделась так, чтобы походить на военного, повесив на видном месте оружие. Они почти вломились в дом, где лежала больная.
Даже несмотря на то, что они пришли с таким значительным эскортом, хозяин дома пытался воспрепятствовать им забрать свою жену. Он вдруг вспомнил всевозможные законы и нормы местных земель, по которым никто не имел права вламываться в его дом и забирать находящуюся у него на иждивение больную. Впрочем, не так уж были и плохи законы тех земель, и это во многом было лукавством, хотя, если бы они были чиновниками, это могло бы и сработать. Но всё происходившее было бутафорией, да и незадачливый хозяин дома имел дело с самой Винилин.
Алорон казалось, что за последние месяцы знакомства с ней она уже повидала всё, и чем‑то удивить её уже будет невозможно, но такого она ещё не видела. Винилин просто морально уничтожила своего оппонента, хотя и сделала это весьма корректно. Оказалась, что она весьма хорошо знает законы Вессена, чуть ли не наизусть. Кроме того она, что называется, оторвалась на мужчине по полной. Он невольно попался под горячую руку так, что ему досталось и за бесцельно проводимое ей время, и за то что пришлось коротко постричься, бросить часть своего имущества, сменить свое покрытое славой имя и, в добавок ко всему, ещё скрываться. Да и она искренне считала себя правой и всё также оставалась амас.
Но вот всё было позади, и больная уже лежала на кровати в комнате Алорон. Она была всё такой же мраморно-бледной и спала. При этом она дышала настолько слабо, что без зеркала невозможно было понять, дышит ли она вовсе.
С тех пор прошло несколько дней. Надо сказать, что Винилин уведомила родных о том, что по решению командования салмин больная будет помещена на лечение в их доме, адрес которого она назвала. Мужа женщины Винилин запугала так, что тот врятли бы пошел писать на неё кому‑нибудь жалобу, да он и не пошел. Дети женщины каждый день приходили навещать её и справляться об её здоровье, впрочем, их мама практически постоянно спала. И даже когда она ненадолго просыпалась, её взгляд был тусклым, как будто опустошенным. Она едва пила укрепляющие отвары, немного бульона или молока, при этом ни с кем не разговаривая. Она была настолько отчужденной от реальности, что и вовсе ни на кого не смотрела, её взгляд всегда был направлен куда‑то в пустоту.
Раз в день, около времени полудня, Винилин одевалась и куда‑то уходила по делам. Она отсутствовала около получаса и потом возвращалась домой, будучи весьма задумчивой.
