– Кстати, – спросил Андрей, пряча глаза, – ты с ней случайно не познакомилась? Не знаешь, как она, где она?
– Не знаю, – ответила мама раздраженно, – и знать не хочу! Появлялась она здесь пару раз, когда это несчастье с тобой приключилось – рыдала, руки заламывал, причитала, что это она во всем виновата – такая актриса! А потом пропала, и даже телефон дать не удосужилась. Ты из-за нее совсем голову потерял – может и действительно все из-за этого произошло, ты ведь такой был впечатлительный! Да только недостойна она была твоей любви, она тебя предала, как несчастье случилось – сразу в кусты! Знаю я таких дамочек, любительниц молоденьких – самая настоящая хищница!
– Ладно, не будем о ней, – сказал Андрей. Детали его романа с Лианой одна за другой вспыхивали в его памяти, и говорить об этом с мамой ему не хотелось.
– Кстати, – сказала мама, – зачем ты в этот Переславль потащился? Зимой, тем более.
– В какой Переславль? – Удивился Андрей. – Он уже хорошо помнил, как за три месяца до печальных событий ездил в Переславль, чтобы пообщаться с Синь камнем, но точно знал, что маме об этом не сообщал, да и вообще, об этом не знала ни одна живая душа.
– Как в какой? Ты что, не помнишь? Тебя там и нашли. На берегу Плещеева озера, рядом с большим валуном лежал. Уж, как насмерть не замерз, не ясно. Сколько ты на снегу пролежал, пока тебя обнаружили – одному Богу известно….
– Ты ничего не путаешь? – Испуганно спросил Андрей. – Меня же должны были на лавочке во дворе на Сретенке найти! Именно там я отключился, да и было это в середине мая…. – Андрей закусил язык: рассказывать маме при каких обстоятельствах он оказался на Сретенке вряд ли можно было назвать удачной мыслью.
Мама посмотрела на Андрея с сочувствием.
– Ну, что ты, сынок, не волнуйся, наверное у тебя еще не вся последовательность событий восстановилась, и что-то перепуталось. В Переславле тебя нашли, вернее недалеко от города, зимой….
– Ладно, – вынужден был свернуть разговор Андрей, – наверное действительно несколько перепуталось. Я ведь оклемался-то всего как часа три назад.
Вскоре пришла медсестра и попросила маму закончить свидание с сыном, поскольку он еще очень слаб и слишком продолжительная беседа может ему повредить. Тем не менее, когда мама ушла, она занялась с Андреем ходьбой, и в конце занятий он, хоть и безумно устал, но довольно сносно передвигался по палате.
– Прекрасно, – сказал Анатолий Яковлевич, который еще раз навестил Андрея в конце рабочего дня, – думаю, через пару дней можно будет переводиться в общую палату. Пообщаться с другими больными вам будет очень полезно – так вы быстрее восстановитесь, к тому же войдете в курс событий, что на белом свете произошло за эти десять лет. Между прочим, в нашей стране тоже немало всякого случилось, и похоже мы стоим на пороге больших перемен, хоть после стольких лет застоя в это трудно поверить. – Затем доктор ушел, распорядившись, чтобы дежурная медсестра сделала Андрею на ночь укол снотворного, поскольку самостоятельно в ближайшее время спать он наверняка не сможет, а организм все равно нуждается в отдыхе. Вскоре ушла и медсестра, а Андрей остался наедине с обрушившимся на него потоком воспоминаний, и с несколькими загадками, которые в картину этих воспоминаний явно не вписывались.
Последующие дни в больнице были для Андрея днями переоткрытия мира. Через пару дней, убедившись, что он быстро идет на поправку, Анатолий Яковлевич перевел его в кризисное отделение на долечивание. Кризисное отделение было элитным в больнице, с палатами не более, чем на 2—3 человека, хорошим питанием и спокойной общей атмосферой. На самом деле под этим ничего не значащим названием скрывался психоневрологический профиль стационара, там лежали больные с явными психическими отклонениями, правда тяжелой психиатрической патологии, наподобие шизофрении и МДП там не было. Потому-то Андрей не встретил там ни Наполеонов, ни Достоевских ни Гагариных. Отделение скорее напоминало клинику неврозов в миниатюре, лежали там в основном невротики с различными депрессивными синдромами, а так же привилегированные алкоголики и наркоманы, прошедшие в других специализированных больницах курс интенсивной терапии, и поступившие сюда на долечивание. Так что контингент отделения в основном страдал неглубокими психоневрологическими отклонениями, и нуждался, по большей части, в психологическом и физическом покое. Атмосфера в силу этой специфики поддерживалась здесь максимально спокойная, комфортная, и никакого особого лечения, помимо физкультуры, гипноза, электросна, бесед с психологом, а так же легких транквилизаторов и снотворных, там не проводилось.
