Пограничье двух миров - страница 11



Он хмыкнул. Почти улыбнулся.

Я снял с пояса тряпицу – бывшую рукавицу – и аккуратно перевязал ногу. Он смотрел, затаив дыхание. Потом выдохнул:


–  Але…Сей?


– Да, Алексей.


– Ямада…  – сказал он, показав на себя. – Ямада Кен.

Я кивнул, и протянул руку, как делают взрослые. Он посмотрел на неё, потом на меня. И, поколебавшись, дал пятюню . Слабенькую, но важную.

Из-за забора уже высовывались головы. Сначала одна. Потом ещё. Мальчишки смотрели – не верили.


– Кен-кун! Дайдзёбу ка?  – кричали.


– Усёкеда! Усёкеда!  – махал им рукой маленький Кен. ( Всё нормально! Всё нормально! )

Я встал. Посмотрел на детей.


– Я – не каппа, – сказал. – Я – моряк. Моряки добрые.

Они не поняли ни слова, конечно. Но услышали тон . И, кажется, что-то поменялось .



Той же ночью, у входа в сарай, я нашёл маленький мешочек с жареными бобами и засушенной сладкой рыбкой. Без записки.


Просто так.


Подарок от кого-то, кто уже не считает меня чудовищем.

Дети… Везде дети,  – подумал я, глядя, как за забором снова мелькнули мальчишеские головы.


Как есть злые, так есть и добрые. Главное – как их воспитывают.


Если ребёнку с детства показывать только злость, как он сам потом будет различать добро?

Я поднял глаза на своего молчаливого спутника, этого ходячего столба в доспехах.


– Слушай, – начал я, – может, хватит уже на каждый писк хвататься за меч? Он ведь просто мальчишка был.


Самурай не шелохнулся. Даже бровью не повёл. Стоял как вкопанный, руки сложены на поясе, глаза в точку.


– Ты бы хоть раз кивнул, что ли, для приличия… А то я уже начал думать, что у тебя на спине винтик, как деревянный болванчик.


Он, конечно, не ответил.


– Угу, понял. Как всегда, полное взаимопонимание. Ты – молчишь, я – болтаю. Идеальный союз, – фыркнул я.

Мы пошли обратно. Точнее, я шёл , а он шёл за мной, как тень. Я уже начал различать ритм его шагов – ровный, выверенный, будто каждый шаг был прописан сводом чести .

– Знаешь, – сказал я, не оборачиваясь, – это ведь в первый раз, когда я вышел за ворота… И меня никто не ударил. Прогресс, а?


Остановился. Повернулся – и вот что интересно : он тоже остановился, но сделал это так, словно знал, что я остановлюсь ещё до того, как я сам об этом подумал.

Он не выказал ни удивления, ни раздражения. Просто стоял. Два шага позади.


Он не охранял меня – он был границей , как тонкая линия, которую я всё ещё не имел права переступать.

Я кивнул.


– Ну ладно, идём, стена с глазами.

Когда мы подошли к участку господина Хатамото Кентаро, я устроился на траве у входа. Это место мне нравилось. Здесь пахло жизнью.

Служанки сновали туда-сюда, как пчёлки в улье. У кого-то в руках была корзина с зеленью, кто-то тащил таз с мокрым бельём. Они щебетали на своём, смеялись, и иногда, когда проходили мимо, кидали на меня взгляды – не враждебные, скорее любопытные.

–  Ой, смотри, он снова тут!


–  Хи-хи, как статуя, только глаза живые!


–  А мне кажется, он нас понимает!


–  Да не, он просто улыбается, как глупыш…


– А ты бы не улыбалась, если бы тебя к себе на службу взяли? Такой взгляд у него… прям как герой из старой поэмы!

Я слушал, не вмешиваясь, только ухмылялся. Иногда специально повторял за ними слова, которые слышал уже не в первый раз.

– Осугуру… осугуру… каваиии…  – пробормотал я тихонько, будто пробовал на вкус.

Они глядели на меня с весёлым недоверием, словно на кота, который вдруг заговорил .

И всё это напоминало мне дом. Ту самую лавочку у калитки, где я летом сидел босиком, щурясь на солнце, а деревенские тётки носили воду, обсуждали урожай и последние сплетни.