Погружение в музыку - страница 7




Вы взволнованы и задаете вопрос:

А был ли ты у врача?


Тот отвечает:

От шуток с этой подоплекой

Я б отказался наотрез.

Начало было так далеко,

Так робок первый интерес.


Опять не все понятно.

Хотя ясно, что кровотечения начались давно. Нужно поддержать этот странный разговор…


ВЫ:

Как давно начались эти кровотечения?


И получаете не то чтобы ответ. Но что-то совсем уж странное:


Но старость – это Рим, который

Взамен турусов и колес

Не читки требует с актера,

А полной гибели всерьез.


Здесь уж вам совсем не до шуток! Какие тут шутки, когда ваш собеседник, ни к селу ни к городу говорящий о Риме, о каких-то «турусах и колесах», вдобавок рассуждает о каком-то актере, который должен погибнуть. Или это он – о своей смерти?

Вы все же не сдаетесь, а бормочете что-то о том, что все будет хорошо и что нет никаких причин для смерти.

Но произнося все это, вы растерянно смотрите по сторонам: нет ли поблизости машины скорой помощи? Поскольку вам становится совершенно ясно, что ваш собеседник просто сошел с ума и нуждается в помощи квалифицированного психиатра. Иначе – не миновать беды.

И только для того, чтобы потянуть время и высмотреть где-нибудь машину, вы задаете еще один вопрос:


Как ты попал в Рим и почему этот город требует смерти актера?

И получаете ответ, окончательно свидетельствующий о том, что ваш собеседник должен быть немедленно госпитализирован:


Когда строку диктует чувство,

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.


Не правда ли, странный разговор?

Но вы, дорогие читатели, конечно же, поняли, ЧТО произошло. Ваш друг более чем нормален.

Просто на ваши вербальные (прозаически бытовые) вопросы он отвечает стихами.

И если считать, что ваш друг «заболел», то только Большой поэзией.

Причем следует сказать, что стихотворение, которым он отвечает на ваши вопросы, – одно из прекраснейших творений русской поэзии XX века.

И написал его Борис Леонидович Пастернак. (О Пастернаке – модуляция 3.)


А настоящая поэзия уже невербальна.


То есть каждое слово, взятое в отдельности, вербально. Но их сочетание рождает совсем иной смысл.


И для того чтобы понять этот смысл, я попробую произвести еще один не менее странный эксперимент.

Все вопросы, которые прозаически задавал первый собеседник, я переведу в измерение поэзии.

А поскольку это будут мои стихотворные фантазии – назову их автора местоимением «Я».

А вот поэтические ответы моего партнера я попробую перевести в вербальный уровень, то есть в уровень обычной речи. Итак, посмотрим, что получится теперь.



Я:

Глазам поверить я не смею — (Очень рад видеть. Как дела?)

Как дар небес средьнищих дней.

От этой встречи я немею.

Ты где?Во тьме? Иль средь огней?


СОБЕСЕДНИК:

Я начал писать стихи. Думал – это в шутку. Но ТАК вошел в это, что теперь каждый стих – как кровь горлом.

Не зря Гейне сказал, что если мир раскалывается на- двое, то трещина проходит через сердце поэта.


Я:

Так ты отмечен? Это – счастье, (Сходи к врачу)

Когда, как горлом кровь, текут

Стихи. То Вечности участье,

Коль больно – врач. Шутить ли тут!


СОБЕСЕДНИК:

Если бы я только знал, что это так тяжело, то не стал бы пробовать. Оказывается, эта тяжесть, это напряжение – древнее начало. Уже при робких попытках стихосложения в древности поэты поняли, что поэзия – не шутка.


Я:

Мы Вечность пробыли в разлуке… (Как давно начались кровотечения?)

Когда ты понял, что – поэт?

Когда пошел на крестны муки