– Танечка… – Мой клиент выпрямился в кресле. – Не сочтите меня нахалом, напоминающим даме о времени… Но, боюсь, нам пора покидать кабинет гостеприимного Федора Ильича. Скоро час ночи, и с минуты на минуту здешняя публика начнет расходиться с банкета. Мне страшно даже подумать, что будет, если они меня здесь «засекут»: ведь они думают, что я уже вижу десятый сон у себя в отеле…
– Вы правы, Мигель. Извините, я вас замучила, а ведь вы с дороги…
– Не говорите так, прошу… – Он осторожно, кончиками длинных пальцев коснулся моей руки, лежащей на столе. – С вами я провел прекрасный вечер, несмотря ни на что. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло!
Мартинес легко поднялся с кресла, опять обогнул столик, за которым мы сидели, и, теперь уже смело взяв со стола мою конечность, совершил свой «рукоприкладный» ритуал. Только на этот раз он несколько затянулся – настолько, что мне вдруг захотелось зарыться носом в его шевелюру… Черт, это все армянский коньяк играет! Скорее на воздух…
– И потом, вы так уж сильно не спешите. Я намерен вас проводить, Танечка. На этот раз – даже если вы против – я не могу допустить, чтобы глубокой ночью вы добирались до дома одна.
– Боже мой, да я живу в двух шагах отсюда! И к тому же, будучи детективом, я умею за себя постоять. Так что давайте лучше я вас провожу: так мне будет спокойнее, что дорогого гостя Тарасова не похитят вслед за его знаменитым плащом!
Он выпрямился и посмотрел на меня с каким-то даже удивлением:
– Таня, я согласен считать это шуткой, но на большее не рассчитывайте! Вы что же, серьезно считаете, что я не могу за себя постоять?! Я ж вам уже сказал, что не боюсь темноты. К вашему сведению, детектив, я весьма неплохой боксер. И вообще считаю, что артист должен уметь все… неплохо. Так что идемте!
Мне еще сильнее захотелось пойти с ним в разведку. Желательно на все три ночи и три дня – до самой «Аиды»… Нет, конечно, виноват коньяк, что же еще!
Мигель помог мне облачиться в пальто (чуть дольше, чем требовалось, задержав руки на моих плечах), надел свое, которое, оказывается, тоже обреталось в директорском шкафу; и, только распахнув передо мной обе двери, щелкнул выключателем. Правильно сделал, хотя я тоже не боюсь темноты, но бывают особые случаи…
Перед закрытой дверью «предбанника» мой спутник сделал предупреждающий знак и прислушался. Кажется, разгоряченных банкетом служителей муз в коридоре не было.
– Пожалуйста, взгляните, Таня…
Я выглянула. Все было чисто, только вахтерша со своего места, заметив меня, помахала рукой:
– Идите, идите, никого!
Очевидно, старушка была в курсе, что нас в театре «нет».
Мы спортивным шагом преодолели свое коридорное крыло: с противоположной стороны слышался приближающийся шум голосов и ног. Я кубарем скатилась по ступенькам к массивной входной двери – и услышала за спиной вкрадчивый голос испанца:
– Доброй вам ночи, до свидания. Вы помните, конечно, что меня здесь нет уже три часа?.. Спасибо, спасибо! Вот племянница меня разыскала, представляете? Троюродной сестры дочка… Заболтались и совсем забыли о времени.
Я обернулась и ослепительной улыбкой подтвердила свои родственные чувства:
– Бежим, «дядюшка», а то коллеги заметут!
Оказавшись на улице, мы пробежали полквартала и только тогда, остановившись, расхохотались.
– Вы бесподобны, дон Марти! – искренне сказала я, цепляя его под руку. – Надеюсь, мне можно называть вас так, по-домашнему?
