Бенни не успел выстрелить – я ударил его по руке.
Посланник заметил движение. Стремительно, текуче развернулся и направил на нас щиток на запястье. Тот самый, который стрелял усыпляющими иглами.
– Сидеть, – велел он тихо, но твердо.
Я пихнул Бенни в плечо раз, другой, и он наконец уселся на пол рядом. Квинт так и не успела подняться и стояла на коленях, дико водя глазами.
Индиго перестал грозить нам своим щитком, а вместо этого поднял руку к шее и постучал по кольцу. Замигало белым, схема сигналов была простая: серия коротких и один долгий. Потом снова вытянул руку в нашу сторону, а другой принялся шарить в проломе, сосредоточенно сведя брови.
Наконец, видимо, нашел, что искал. Рука перестала шарить, он на миг замер, потом снова коснулся шейного кольца, переключился на зеленый и выдал яркую вспышку.
Зеленая показалась из-под его руки, полезла из пролома. Ее темные кудрявые волосы цеплялись за острые зазубрины развороченного металла. Я почти физически ощущал злость Бенни: Посланников теперь двое, шанс упущен навсегда.
Индиго оставил нас под надзором Зеленой и сосредоточился на сигналах: серия коротких, один длинный. Потом снова зашарил рукой в проломе, выбирая удобное положение, напряг плечи. Потянул, раздался металлический скрежет. Индиго снова замигал, на этот раз желтым, и через мгновение Желтый выбрался из пролома.
Красный и зеленый свет, сообразил я. Он говорит «стоп» очередью коротких вспышек и одной длинной. А потом короткой, но мощной – «вперед».
– Придумал бы лучше план, – со злостью прошипел Бенни мне прямо в ухо.
– Придумаю, – так же сквозь зубы ответил я.
Наконец выбралась и Первая, сияя темно-фиолетовыми огнями. Обвела цепким взглядом зал, подмечая все: сломанные унитазы, разрушенные стены кабинок, разбитые раковины. И нас, сидящих на полу.
Индиго вытащил руку из пролома, и вся масса, нависавшая над ним, колыхнувшись, со стоном рухнула вниз, уничтожив тоннель и взметнув облако пыли.
Путь назад был отрезан.
– Мистер Рен, – донесся сквозь пыль спокойный голос Первой, – можно вас на пару слов?
Я никогда не считал себя трусом. Во мне, как я уже говорил, живет дух противоречия, бес, который всегда тут как тут при малейшем намеке на опасность. Оттого что ты обожжешь руку, свеча гореть не перестанет, предупреждала мама, но я предпочитал ходить в волдырях, нежели сидеть и гадать: какое оно, пламя?
– Давай, беги к мамочке, – бросил Бенни, когда я не двинулся с места.
Пропустив это мимо ушей, я встал и последовал за Первой.
Из основной ванной был выход в какую-то маленькую комнатку – наверное, бывшую раздевалку. Здесь еще держались на стенах разломанные шкафчики для одежды и висели друг напротив друга два ряда зеркал. Мы шли между ними, и фонари многократно отражались, напоминая ряд угасающих звезд.
– У вас уже готов план побега? – спросила Первая, пристроив фонарь на раковине.
Я положил рядом свой. И вызывающе ляпнул «правду» – вдруг купится?
– Разумеется. Причем безупречный, вам его ни за что не разгадать.
– Мне все равно, останетесь вы в живых или нет. Но вы, мистер Рен, напрасно принимаете мое равнодушие за снисходительность.
Вряд ли хоть что-то можно принять за снисходительность, если это исходит от Первой, подумал я. Ее лицо в фиолетовых бликах, подсвеченное еще и фонариком на раковине, было страшным и в то же время прекрасным. Нечеловеческим, неземным в своем андрогинном совершенстве.
