– Я одного бродника знал. Дружество с ним водил. Так он на князей да на половцев, как собака, зубы скалил. Баил: князья де у нас все ловы отняли, со всех сторон степи распашкой давят. Дичину охотами своими с мест сбивают, реки сетями перегораживают, а половцы и того хуже: бродников имают, где не встретят, да в рабство за море продают.
– Это верно: половцы-то, известное дело, с того живут, что людьми торгуют, – согласился Тамила.
«Да и князья работорговлей не брезгают – подумал Попович, – Кто половцам пойманных повсюдно рабов к степным границам полонами гонит? Князья! А ины и своих смердов продают».
– Ты доспех-то приготовил? – спросил он, переводя разговор на другое.
– Все в готовности. И доспех конский, и коня… Никишка за ним, как за малым дитем, доглядывает. С ладони зерном кормит.
Никишка подвел коня. Высокий широкогрудый красавец, половецкие кони были много ниже, плясал, бил тяжкими копытами, выворачивал бешеный глаз, ронял с губ пену.
– Смотри, не перекорми зерном-ат, – сказал воевода, – Ишь, сколь тела набрал! Неровен час, осядет на ноги с перекорма – хлопнул он любимца по крупу.
– Чай, мы по зернышку, по счету. Не сомневайся, как пойдет настоящая сеча – обрядим тебя да коня в доспех – поезжай с Богом. Всех сразишь, а сам невредим будешь!
– Хорошо бы, когда так! – вздохнул воевода.
– А как не так? Вон половцы да мунгалы эти, на чем ездят? Почитай, на собаках резвых. Ты на нашем-то конике вспроти них как медведь вспроти сусликов!
– Собаки медведя валят, когда скопом налетят!
– Ин медведь-то, чай, без доспеха, – осклабился Никишка.
– Прям ты, Никишка, – засмеялся наконец Попович, – стратег византийский. Смотрите, ежели всполох какой будет – сами меня находите. Мне, может статься, от сотни своей не отойти. Сами ко мне с доспехом пробивайтесь.
– Не сомневайся. Пока легкоконные да лучники начнут с супротивником стрелами переведываться, мы враз и тута. Успеем и тебя, и коня в доспех обрядить.
– Да мы зане коня-то обрядим, – сказал Никишка, – прямо в доспехе к тебе подведем.
– Не надо – сказал Попович, – Жара вон какая! Затомится конь в доспехе. Кто его знает, как оно пойдет.
К ним подскакал гридень из его Поповича сотни.
– Воевода, – сказал он, отирая рукавом пот – солнце уже припекало, – Князь Мстислав пленника твоего Камбега половцам на распыл отдал!
– Как половцам?
– А вот так! Его воля – его власть! – каркнул, будто ворона, гридень. Оправил ремни от круглого щита, что висел у него на спине, и смачно плюнул в пыль.
– Неподобство! – ахнул Тамила. – Бог накажет!
– Уже наказует, – сказал воевода.
3.
Князь Даниил нагнал Поповича в степи. Поехал молча рядом, стремя в стремя.
– Сам посуди, – сказал князь вдруг, словно продолжая прерванную беседу, – В степи идем. Здесь конница надобна. А у половцев все войско – конно. Без половцев нам пешцев не прикрыть, потому князь мунгала сего им и отдал. А вот вчерась от мунгалов посланцы были, и речи были их супротив нас, а мы зато ничего: отпустили с миром.
Воевода молчал.
– Чего молчишь? – спросил князь.
– А что тут скажешь, когда дурь на глупость превыше небес городится!
– Как это?
– Пришли посланцы от монголов в первый раз. С миром пришли. Вы их убили! Смертельных врагов нажили! Камбега этого раненного – запытали половцам в угоду! А иных монголов, кои пока сюда шли, все высмотрели, все дружины пересчитали – отпустили.
– Да теперь-то все едино. Скоро лицо в лицо сойдемся. Они и так про нас все ведают.
