Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его "невеста", едва сдерживая смешок, активно общается с дочерью с помощью жестикуляции.
Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает и, надо заметить, её прекрасно понимают, подтверждая кивком. На что в ответ мимикой изображают что-то в духе: "ооо, теперь всё ясно".
Чего им там ясно? Что за бабские шифры?
– А вслух можно? ― не выдерживаю. ― Тоже хочу поучаствовать в беседе.
– Прости, это только для девочек, ― спархивая с дивана, на котором до того сидели в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбочкой. Которая, вероятно, запланирована быть милой, но вызывает исключительно отторжение. ― Кариночка, пошли. Поболтаем… о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же ещё подарок свой тебе не вручила… ― уводя дочь под локоть, щебечут пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока те не скрываются за поворотом к лестнице.
– Серьёзно? ― меня всего только что не передёргивает. ― Ты предпочёл матери вот этого недоподростка?
Моя мать ― утончённая леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе дранные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело…
Да там со спины не поймёшь: кто мать, а кто дочь.
– Подбирай выражения. Марина замечательная женщина. Честная, искренняя и делающая меня счастливым. Ты можешь не одобрять мой выбор, но оскорблять его не смей. Хочешь того или нет, но в скором времени они станут частью нашей семьи, поэтому настоятельно прошу оставить в прошлом всё, что у вас там было с Кариной и не усугублять внутренние отношения.
Ага. Разбежался.
– Твоей.
– Что?
– Твоей семьи. Не моей. Меня не впутывай в это дерьмо. И да, мне абсолютно плевать, кого ты трахаешь. Всё, что для меня имеет значение ― брошенная тобой мать, которой теперь приходится в одиночку отбиваться от грязных сплетен.
– Надо же. Впервые тебя заботит что-то, кроме себя. Жаль не по существу.
– И что это должно значить?
– То, что за своим эгоизмом ты никогда не видел дальше собственного носа. И очень удивишься, когда, наконец, до тебя снизойдёт озарение, ― демонстративно пройдя мимо, оставляют меня одного в гостиной.
И вот такая хрень между нами была всегда. Сесть и поговорить нормально хоть раз? Хер дождёшься такой благосклонности. Вечное недовольство, вечные упрёки и тупые вбросы из разряда: додумай сам.
Раздосадованный, поднимаюсь наверх в одну из отведённых мне гостевых спален, испытывая дикое желание свалить из этого дома к чертям собачьим.
Очевидно же, что мне здесь места нет, как бы мачеха не верещала про: "наш дом ― это твой дом, и тебе здесь всегда рады".
Наш дом.
Шустрая, однако. Времени зря не теряет, быстро беря отца в оборот. Ещё и ко мне пытается подмазаться, играя во всепонимание и добродушие. Лицемерие просто зашкаливающее.
Не стал бы принимать участия в этом цирке фриков, прямо сейчас запрыгнув в крошку и свалив на передержку к матери в осиротивше опустевший особняк, как планировал изначально, но эта фиолетоволосая…
Карина, значит.
Нет, ну это ж надо! Судьба настолько благосклонна, что сама направляет её ко мне в руки. Разве что бантиком не перевязывает.
Какая же ирония: год тишины, и вот она, на расстоянии шаговой доступности. Трындит с мамашей у себя. Долго трындит, пока та не уходит. По шагам слышно.
Чувствую себя сталкером, невольно вслушиваясь. Не сказать, чтоб прям очень уж сильно стараюсь, но всё же вибрации и посторонние шумы ловлю целенаправленно.
