Шеху уже успел обзавестись дурной славой, и ему был очень нужен мой автомат. Именно поэтому он и пришел сюда ночью, зная, что сегодня вечером я пойду на пир в госпиталь, а монахини очень не любят оружие, и я вынужден буду оставить его дома.
Единственное, чего Шеху знать не мог, так это того, что я разругаюсь с Жеромом и вернусь домой намного раньше, чем планировал. Потому мы здесь и встретились.
– Что, Маал, пришел украсть автомат? – спросил я, всё более свирепея и надвигаясь на фульбе.
– Ты что! Вообще глупый? – повысил голос Шеху и даже как-то взвизгнул в конце фразы. – Я римббе, истинный правитель этого вонючего города! Меня все слушаются! Ты понял? Если я скажу, то мне и так всё отдадут. Сами! Понял?!
– Римббе кражами не занимаются! Да и вообще – тебе до имама, как до неба! – ответил я злобно.
– Римббе хозяева всего тут! И тебя тоже! – продолжил Шеху и наставил на меня свой дрожащий палец. – Я прикажу – ты сейчас пыль жрать будешь!
Он выхватил из кармана шорт нож и указал им на пыльную дорогу.
Похоже, мозг его совсем затуманился, и он пошел ко мне. Я следил за ножом. Маал опустил его вниз, а вперед протянул открытую ладонь левой руки.
– Я пришел к тебе как гость! – продолжил он, и я увидел, как в свете луны лихорадочно блестят его глаза. – Мне нужно с тобой поговорить!
Я понял, что Шеху Маал решил убить меня этой глухой ночью, раз украсть автомат тихо не удалось.
Ярость и хмель улетучились. Я был собран и внимателен. Адреналин мгновенно мобилизовал меня, мозг работал как часы.
Я знал, что сейчас произойдет.
Шеху надеялся на подлость и быстрота. Он подойдёт ко мне на расстояние удара, заговаривая зубы и показывая открытую левую ладонь. А потом ударит ножом снизу вверх, от правого бедра. Сильно и жестко. Далее он в ярости будет бить меня ножом со скоростью взбесившейся швейной машинки.
Фехтовать он явно не умел, но ножом уже пользовался не раз. Это было видно.
– Дерьмо ты, а не римббе, – сказал я медленно и с издевкой в голосе. И тут же я мгновенно сместился вправо, а Шеху, как-то утробно рыкнув, ударил ножом туда, где я только что стоял.
А я уже рубил сверху вниз воздух между нами. Там, где вскоре должна была пройти его рука.
Мой нож встретил его правое предплечье именно там, где я и планировал. Его рука шла вверх, мой нож – вниз. Удар был страшный. Я почувствовал хруст и едва не расстался с ножом.
Последовательность дальнейших действий была понятна мне заранее, поэтому я мягко отпрыгнул назад и повернулся к Шеху правым боком, немного выставив вперед правую руку с зажатым в ней ножом. Это уже была стойка из фехтования – я держал нож далеко впереди, а сам старался находиться максимально далеко от ножа противника.
Честно говоря, я ожидал, что в эту секунду боль в рассечённой до кости руке догонит Шеху и он, выронив нож, взвоет. Но получилось совсем не так.
Фульбе как-то недоуменно посмотрел на свою почти разжавшуюся ладонь, и, перехватив нож левой рукой, снова бросился на меня. Он прыгнул с какой-то страшной и неестественной улыбкой.
В ножевом бою обычно изрезанными остаются и победитель, и проигравший. Поэтому я первым делом отпрыгнул назад и увидел кое-что обнадеживающее: хотя Шеху был очень быстр и явно не чувствовал сейчас боли, он словно разучился драться на ножах. Быстрыми и широкими взмахами он пытался поразить меня в лицо, шею или грудь. А это было совсем не то, что нужно. Это было наивно.
