А на это потребуется не меньше двух часов.
За госпиталем пока не следили. И после обеда я, прокравшись по высокой траве и кустарнику, подошел к нему сзади. Подобрался к главной палатке и, прислушавшись, поднял полог, чтобы залезть.
Меня тут же увидела одна из молодых сестер-монахинь и возмущенно спросила, кто я такой и что я себе позволяю. Впрочем, она быстро меня узнала и сердито сложила на груди руки.
– Извините, сестра, но мне нужно срочно поговорить с месье де Клюсом, только потому я и позволил себе пролезть под тентом палатки, – объяснился я, подняв в защитном жесте руки и широко улыбаясь.
– Это ещё не повод залезать в палатку, как крот, – молвила монахиня, несколько успокоившись. – Кроме того, месье де Клюс куда-то вышел, и я не знаю, когда он вернётся.
– Что там такое, Патриция? – послышался из-за занавески голос приближающейся матушки Кристел.
Она отодвинула полог и вошла в комнату.
– Добрый день, матушка Кристел, – поздоровался я, сдержанно кивая в её сторону. – Я всё же решил согласиться на ваше предложение. Давайте обговорим.
Пожилая монахиня слегка улыбнулась, как бы говоря: я так и знала!
Но озвучила свои мысли несколько иначе:
– Я не сомневалась, что Господь вразумит вас, молодой человек, и вы придёте к нам, чтобы быть нашим защитником и попутчиком. Идите за мной, – добавила она и пошла к выходу из палатки.
На улице ослепительно светило солнце, и выйдя из полутьмы палатки, пришлось временно закрыть глаза. Я следовал за монахиней, облаченной в светло-коричневую рясу, и удивлялся, как она что-то видит. Ещё мне было интересно, не жарко ли ей во всех этих одеяниях, которые кроме нее тут никто не носил.
Вскоре мы пришли к другой палатке и, нырнув под её тент, я испытал облегчение – глаза наконец-то смогли немного отдохнуть.
Почти в центре зала с койками для больных стоял главврач. Они вместе с ещё одним врачом просматривал какие-то бумаги. Чуть поодаль медсестра-монахиня разговаривала с местным чернокожим пациентом, явно чувствующим себя здесь неуютно.
– Месье де Клюс, – обратилась матушка, подходя к врачам, – уделите нам время, сразу же, как закончите обсуждать состояние больных.
Матушка произнесла это таким безапелляционным тоном, что де Клюс поджал губы и скривил лицо так, как будто откусил лимон. Однако главный врач быстро взял себя в руки. Он взглянул на меня, кивнул в знак приветствия и попросил нас подождать две минуты.
Вскоре мы все прошли к нему в кабинет и, рассевшись на стульях, начали разговор. Я уже успел всё обдумать. Не желая вдаваться в рассуждения о том, почему поменял своё решение, сразу перешел к делу.
– Чтобы я мог обеспечить вам безопасность по дороге во Францию, мне, в первую очередь, нужна информация. Начнём: когда вы планируете выезжать отсюда? – спросил я.
Главврач и матушка переглянулись. Де Клюс ответил:
– Предположительно через восемь дней. Мы уже объявили об этом на прощальном банкете. Но дата может измениться, еще слишком много вопросов нам нужно решить до отъезда.
Я только хмыкнул. Времени на подготовку было в обрез. Да и господину мэру говорить об этом не стоило.
– Вы боитесь, что Мбенга не отпустит вас? – уточнил я, хотя и так знал ответ.
– Понимаете, молодой человек, мы будем везти часть медицинского оборудования, то, что осталось от кассы госпиталя, продукты и много других ценных вещей, – начал издалека де Клюс и я вынужден был его прервать, протянув вперед обе руки с открытыми ладонями.
