Пока есть на земле цикады и оливы - страница 23

Девочка подняла голову. Ей послышалось или из кустов впереди раздался шум? Нет, не из кустов. На пригорке, сбоку от ручья, что-то прошелестело. Еще раз, подальше, на камнях. Ганя замолчала и пошла дальше осторожно, вглядываясь в ту сторону, откуда раздавался шелест. Несколько шагов было тихо. Кустарник поредел, вдоль склона поднялась густая трава вперемежку с прутьями деревьев. Ганя спустилась уже довольно далеко. Можно выбираться из каменистого желоба, пойти сбоку, по ровной траве.

Вдруг опять – шелест! Шевельнулись стебли травы, мелькнула узкая черная молния. Змея! Ганя обхватила себя за плечи. Змея, здесь, в лесу, рядом с босой девочкой! Зачем она ползет вдоль ручья? Такая маленькая змейка, едва пара ладоней в длину. Снова зашуршала в траве.

От страха Ганя запела тихонько: «Динь-динь-дон, динь-динь-дон, змейка, змейка, выйди вон, Ганя понизу пойдет, змейка к ней не подползет, уползет в свою нору, станет там метать икру, утром выйдут змейки, сядут на скамейке…». Ганя не была уверена, что змейки размножаются икрой, но что поделаешь, если так спелось. Вообще-то, и про нору она выдумала. Где живут змеи, в норах или в гнездах? Но Ганя развеселилась от пения, ей показалось даже, что змейке песенка тоже понравилось. Девочка запела громче. Крошечная голова с глазами-бусинками выныривала из-под травы, смотрела на нее и ныряла обратно.

Ганя выбралась из ложа ручья. Землю здесь устилал сухой ржавый ковер сосновых иголок. Разлапистые ветки простирались во все стороны. Хор цикад голосил уже оглушительно и неумолчно. Они тарахтели отовсюду, воздух дребезжал от их беспрерывного звона. Ганя почти оглохла, ступая по теплой рыжей земле.

Искоса она следила, где сдвинутся иголки, где мелькнет черный зигзаг, и продолжала петь, надеясь, что змейка по-прежнему слушает ее и улыбается ей. А та уже не таилась: ползла в паре шагов впереди Гани, или это девочка перестала сама отыскивать дорогу, но следовала за ней. Змейка оборачивалась, поднимала голову над иголками, словно проверяя, не потерялась ли девочка. Ганя бежала за змейкой, перекрикивая ход цикад: «Динь-динь-дон, динь-динь-дон, мы с тобой в траве ползем, ты ползешь, я лезу, по густому лесу…».

Лес был вовсе не густой и без поваленных деревьев, через которые Гане пришлось бы перелезать, как она пела. Змейка, должно быть, удивлялась ее словам. Она подняла голову, обернулась и так и ползла вперед, глядя на девочку. Голова змейки покачивалась в ритм перезвону колокольчика и звукам песенки.

А она милая, решила Ганя. Девочка уже не знала, что вплетать в куплеты дальше, и пела, что попало, совершенную бессмыслицу: «…там живет шишкогрызун, грубиян и щебетун, рядом с ним тангуба, весела и белозуба, а также черногуба, устроила запруду, редкая зануда… Ой!».

На последних словах голова змейки, так и повернутая назад, к девочке, ухнула вниз – среди рыжих иголок чернела дыра шириной в локоть. Ганя подбежала ближе. Узкий колодец уходил вниз, обрываясь на глубине водной гладью, пошедшей кругами от движений змейки. Стенки колодца были ровными и гладкими. Как змейка ни пыталась вылезти наружу, она соскальзывала и падала обратно в воду. Вскоре она оставила попытки выбраться наверх и только безостановочно крутилась по поверхности. Крошечные волны добегали до стенок колодца и возвращались обратно.

– Сейчас, подожди!..

Ганя набрала первое, что оказалось под рукой – пригоршню сухих иголок, и бросила в колодец. Змейка зашипела из пышного рыжего вороха. Ганя испугалась – что же она наделала! Иголки совершенно не годятся, змейка ни опереться на них не сможет, ни отдохнуть. Наоборот – теперь она не может плавать по поверхности, вода засыпана колючим ворохом. Ай, как ошиблась Ганя! Но что же делать, как помочь змейке, теперь, когда та едва держится на воде и рассерженно свистит? Долго она так протянет?