Пока идут старинные часы - страница 15



Под блеклым фонарем разгорается жаркий спор, Тканев (как его точно окрестил Авдеев сказочником!) размахивает руками, как ветряная мельница лопастями, тычет пальцем в грудь краеведу Бондаренко.

Мне ничего не остается, как пойти к себе. Ключ от комнаты Александр Лаврентьевич отдал мне еще в кабинете. Внутри флигель выглядит вполне современно, на второй этаж ведет бетонная лестница с хромированными перилами. Комнату (типичный гостиничный номер) оживляет только акварель с ожидаемым сюжетом – уваровская усадьба на рассвете. С балкона открывается фантастический вид на лунную дорожку в березовой роще. Порхают ночные бабочки, в кустах попискивает пташка.

При свете настольной лампы ключик из уваровского дневника кажется еще загадочней. Едва заметны буквы PHS на корпусе. Пальцем провожу по потертостям на коронке – ключом пользовались довольно часто. Только как? Не буфет же с сервизом им запирали. Хоть бы не буфет. Хоть бы не шкатулку со сбереженьями на черный день, а что-нибудь значительное. В комнате оставлять его небезопасно, придется повсюду таскать с собой. Карман моих джинсов – самое надежное место, что приходит в голову. Только в летнюю жару это не самый лучший вариант. А если повесить его на цепочку, как кулон, и скрыть под просторной рубашкой? На дне моей сумки как раз есть подходящая с закрытом воротом.

Почти сразу проваливаюсь в яркий и странный сон. Меня подхватывает безумный хоровод зверушек, лисичка рассказывает уваровскую сказку голосом Максима Тканева. Пытаюсь выбраться из круга, но меня не выпускают. Хоровод кружится все быстрее, и вокруг меня вьется пестрая лента…

Глава 5

Я типичная «сова»: люблю подремать по утру и проявляю чудеса поразительной работоспособности поздним вечером и ночью. Но здесь, в усадьбе, мои внутренние ритмы меняются. На восходе меня будят соловьиные трели, после заката убаюкивает стрекот цикад. Далеко за полночь погружаюсь я в сочные сны, чтобы бодрой вынырнуть из них с первыми лучами солнца.

Работа меня увлекла. Составление комментариев к документам требует значительных усилий: интересы Уварова не ограничивались только литературой. Приходится листать увесистые энциклопедии и каталоги, сверяться с электронными базами и отправлять запросы в архивы. Часовой перерыв на обед и прогулку (настоятельный совет Александра Лаврентьевича) и одно неукоснительное правило: каждый вечер участник заходит в личный кабинет на сайте проекта и выгружает сделанное за рабочий день.

С остальными я практически не общаюсь, разве что с Максимом Тканевым. Ну как – общаюсь? Его бормотание я поначалу приняла за попытку завязать непринужденный разговор:

– А это что у нас такое?.. Ну конечно. Конечно!.. Постойте, что это значит? А вот если мы вот так… под другим углом, так сказать?..

Скоро до меня дошло: Тканев общается с самым интересным собеседником на свете – самим собой. Я выдохнула и расслабилась. Моя персона интересовала его не больше пейзажа на стене нашего кабинета.

Просматривая дневниковые записи Уварова, натыкаюсь на странную запись.

«Вечером с нетерпением жду Феоклистовых, а Сашенька сказалась больной и не выйдет. Неужели она прознала? Ни словечка в укор. Только взглянет нерадостно. Нехорошо это. Совсем нехорошо и постыдно! Самый лукавый бес попутал! Надо прекращать, надо себя в узде держать. Нет тайны между мужем и женой, одно лишь таинство… Но как хороша была прошлая охота у них в именье!»