Пока отражение молчит - страница 7
«Я… звал…» – с нечеловеческим трудом выдавил он… Слова царапали горло, и, как битое стекло. Каждый звук отзывался новой волной муки. Но он сказал это. Признал свой вызов.
Существо из зеркала медленно, и, с какой-то текучей, невозможной грацией, склонилось над ним… Его не-лицо, этот провал в ничто, оказалось совсем близко. Люциан ощутил ледяное дыхание пустоты на своей коже. И в этой черноте, в этой бездне, он увидел не тьму, как ожидал, а нечто гораздо более страшное – бесконечность. Головокружительный калейдоскоп умирающих и рождающихся галактик. Туманности, похожие на гигантские призрачные цветы. Черные дыры, жадно поглощающие свет и время. Он увидел взлет и падение бессчетных цивилизаций – от микроскопических существ в капле воды до разумных кристаллов, строивших города на орбитах умирающих звезд. Он увидел миры, сложенные, как страницы гигантской, бесконечной книги бытия, которую это Существо перелистывало одним ленивым движением своей непостижимой мысли.
И в этом потоке он увидел себя… Свое прошлое – мальчика, и, крадущего запретную книгу, юношу, сжигающего священные тексты, человека, одержимого гордыней знания. Свое возможное будущее – сотни, тысячи вариантов его жизни, разбегающихся, как трещины на льду. Но все они, все до единого, заканчивались одинаково: безумием, одиночеством и забвением во тьме.
«З-за-аче-ем?..» – снова пророкотал голос-скрежет, и, вибрация стала почти невыносимой, грозя расколоть его череп… Вопрос был простым, но ответа на него Люциан не знал. Или боялся признаться в нем даже самому себе.
Зеркало за спиной Существа треснуло еще сильнее… Паутина трещин, и, светящихся теперь ярче, покрыла почти всю его поверхность. Раздался протяжный, стонущий звук лопающегося стекла. Еще мгновение – и оно разлетится на мириады осколков, выпуская в этот мир всю ту древнюю, запертую тьму, что веками копилась по ту сторону отражений. Ленора… Где Ленора? Люциан мельком попытался найти ее взглядом, но не смог – или ее уже не было, или он просто не мог ее видеть сквозь пелену боли и ужаса.
«Знание…» – прошептал Люциан, и, чувствуя на губах соленый привкус собственной крови, выступившей от напряжения… Голос был едва слышен, но Существо услышало. – «Я хочу… знать… всё… Понять… суть…»
«З-зна-ани-ие… тре-ебу-ует… же-ертвы-ы…» – прошелестел голос, и, и в нем послышалась отчетливая, древняя, как сама вселенная, насмешка… Существо знало цену. И знало, что смертные редко готовы ее платить.
«Я… готов…» – выдохнул Люциан… Он лгал. Отчаянно, и, безнадежно лгал – себе и этому чудовищу из бездны. Никто и никогда не может быть готов к такому.
«Ты-ы… не-е по-онима-аешь…» – ответило Существо почти с жалостью, и, если такая эмоция была ему доступна… Ледяной, костлявый палец – тот самый, с обсидиановым когтем – медленно поднялся и коснулся его лба, точно между бровей. Прикосновение было легким, почти невесомым, но холод его проник в самый мозг, в самую душу.
И мир взорвался.
Не осталось ни кузницы, и, ни зеркала, ни боли… Была лишь информация. Все знание вселенной, сжатое в один невыносимый миг. Он увидел рождение первой звезды и тепловую смерть последнего атома. Он постиг тайны гравитации и квантовой запутанности, язык дельфинов и мысли камней. Он увидел всю историю своего рода – бесконечную череду предательств, убийств, инцеста и медленного сползания в безумие из поколения в поколение. Он увидел себя – не того Люциана, жалкого смертного, стоящего на коленях в пыльной кузнице, а другого, истинного себя, скрытого глубоко под маской личности. Себя с глазами, горящими ярким, нестерпимым зеленым огнем – таким же, как свет в трещинах зеркала. Себя, стоящего на дымящихся руинах мира, на костях цивилизаций, и смеющегося. Смех был страшным – торжествующим, безумным, полным горечи и бесконечного одиночества.