Он останавливается совсем близко и хмурит брови в уже знакомом жесте, разглядывая меня. Явно неудовлетворенный увиденным, становится ещё мрачнее. Можно смело вешать табличку "лицо анти-секс".
— Пошли, — кивает на дверь и касается моего плеча в противовес взгляду — очень мягко.
Я разворачиваюсь на выход, Миша притормаживает у детского комода и открывает верхние ящики по очереди, пока не достаёт большую коробку.
— Иди на кухню, — кратко инструктирует мой затылок.
Я забираюсь на полюбившийся мне стул у окна с ногами, упираю голые ступни в батарею. Шов над бровью немного ноет. Черт, надо было взглянуть по пути в зеркало, насколько там все страшно. Смотрю на указательный и большой палец левой руки — подушечки уже стянуло красноватой пленкой застывшей крови. Плохая идея, плохая. Не надо смотреть, не люблю вид крови.
Голова начинает кружиться, я прикрываю глаза.
Зря, наверное, пила. И легкомысленно полезла в душ. И хмурого йети так топорно пыталась соблазнить. Все сложилось в череду дурацких решений, где я сижу окровавленная на кухне и по-прежнему ни черта не помню. Блеск.
Амнезия — Я
1:0
— Болит? — на кухне появляется муж, я открываю глаза, чтобы снова встретиться взглядом с суровым совершенно чужим для меня человеком.
Кого я пыталась обмануть. Экспресс-знакомство никак не простимулирует память. Тело тоже его не помнит, хотя было и не против продолжить. Но эти колючие поцелуи не рождают внутри знакомое чувство правильности или хотя бы отклика души. Просто голое влечение. Как к десятку других.
Я надеялась, что почувствую, если однажды встречу того самого. Но вполне очевидно, что наш брак построен на чем-то другом, более приземленном.
— Немного, — морщусь, когда грубые пальцы касаются кожи над швом.
— Вроде ничего. Только сбоку немного... — слегка оттягивает кожу у виска, и я не удерживаю возмущенное "Ай".
— Я купил мазь, которую врач для обработки шва прописал, — вытряхивает на стол содержимое из пакета с фирменным значком сети аптек города. — А пластырь должен быть… — открывает таинственную коробку из детского комода, которая оказывается домашней аптечкой.
А в детской комнате я посмотреть не догадалась.
— Марсель пару раз уже разбивал лоб, с тех пор как начал лазать — не удержать, — хмыкает Миша, доставая из аптечки упаковку бактерицидных пластырей. — Давай сюда, — разворачивается ко мне, обхватывает за подбородок и поворачивает мое лицо к свету.
Раскручивает тюбик с мазью и выдавливает небольшую каплю мне над бровью. Я приготовилась к боли, но, на удивление, ничего кроме прохлады не чувствую. Пластырь быстро припечатывает мазь к шву.
Интересно, какими нежными могут быть эти грубые мужские руки. Какими заботливыми могут быть эти неотёсанные лесорубы.
— Страшно? — задаю волнующий меня вопрос.
— Что? — Миша закручивает тюбик с мазью, складывает пластырь в аптечку.
— Мое лицо. Оно теперь ужасно?
Муж возвращает свой острый взгляд мне. Внимательно осматривает лицо, словно действительно оценивает.
— Ты очень красивая.
От его низкого грубоватого голоса, так контрастирующего с прекрасными слова, внутри что-то отзывается. Я сглатываю скопившуюся слюну и изучаю его лицо в ответ.
Я не могу вернуть ему тот же комплимент, он все ещё совершенно не в моем притязательном вкусе. Но он, определённо, интересный. На него хочется смотреть. И чем дольше это делаешь, тем больше привлекательных глазу деталей подмечаешь: например, голубые глаза, уходящие в глубокую синеву ближе к радужке. Совершенно прямой нос. Немного широкий для идеальной пропорции лица, если смотреть анфас, но в профиль — образец для чеканных монет. Или губы. Да… под этими зарослями на лице скрываются красивые, очень чувственные губы. Привести бы его в порядок.
