– Хочешь подержать? – замечая мое пристальное внимание к сыну, спрашивает Миша.
Я активно трясу головой, в ужасе округляя глаза. Что не только выглядит очень глупо, но еще и прибавляет к боли тошноту.
– Я в ванну, – выдаю приглушенно и проскальзываю мимо пугающей меня парочки.
Руки трясутся, когда я включаю кран с водой. Ополаскиваю лицо и заглядываю в зеркало. Сейчас даже мое отражение кажется отражением незнакомки. Дело в ярко-розовых волосах цвета клубничного мармелада, или в затравленном взгляде на фоне желтеющего синяка – сказать трудно. Наверное, это целый комплект факторов, сложившихся в незнакомку в зеркале.
– Кто же ты? – спрашиваю сама у себя, зная, что ответ здесь не найду. Может, найду у странного мужа, больше смахивающего на егеря сибирского леса, или в глазах ребенка, который видит во мне родного человека и доверительно тянет руки в поисках материнского утешения.
А может не найду вовсе.
Как насчет того, чтобы снова треснуть себя по голове? Каковы шансы заполучить свою память и жизнь обратно?
– Я готова, – стараюсь придать голосу бодрости, когда вхожу на кухню.
Миша окидывает меня цепким взглядом, за секунду сдирая слой напускной уверенности. Странное ощущение, когда кто-то совершенно тебе не знакомый, знает тебя до жути хорошо и способен одним лишь взглядом это тебе показать.
– Бутылочки там, – кивает на круглую штуку на кухонной столешнице, пока усаживает Марселя в детский стульчик и пристегивает его ремнем.
– Внутри?
– Да, открывай, это стерилизатор, он холодный.
Снимаю крышку с бандуры, достаю одну из бутылочек. Так, ну все не так сложно. Поворачиваюсь к Мише, продемонстрировать добычу, и она выскальзывает у меня из рук. Прокатывается по полу и останавливается возле холодильника.
– Ой, – поднимаю ее с пола и быстро ополаскиваю под струей воды. Ставлю на стол, пока пальцы снова не подвели, и поднимаю взгляд на мужа. – Что теперь?
– Теперь нужно взять другую бутылочку, – спокойно произносит Миша, все еще увлеченный пристегиванием сына, болтающего ногами с ожесточенной амплитудой.
– Зачем? Я хорошо помыла.
– Как бы ты не помыла, на ней теперь опасные бактерии. В стерилизаторе должна быть еще одна.
Закатываю глаза, но послушно достаю другую бутылочку. Опасные бактерии, опасные бактерии… разве ребенку не вредно жить в абсолютно стерильной среде? Как у него иммунитет будет вырабатываться с таким подходом?
– Смесь на верхней полке, – дает дальнейшие указания Миша.
Я открываю один шкафчик, второй, кажется, он брал ее вчера где-то здесь. Но в упор не вижу никакой банки!
– Тут, – раздается возле макушки.
Мужская рука тянется к дверце, которую я уже открывала, и достает синюю металлическую коробку. Я же там смотрела!
– Отмерь три ложки, я подогрею воду, – и нет в этих словах никакого подтекста, флирта или уловки, но сказанные приглушенно мне в затылок – вызывают мурашки. Миша опускает руку, задевает запястьем мое голое предплечье и делает полшага назад.
Но тепло его тела уже просочилось мне под кожу. Я ощущаю большого надежного мужчину позади себя каждой клеточкой, каждым волоском, что приподнялись на коже. И это странно, но напряжение, сковавшее меня при пробуждении, раздражение, страх – всё испаряется под действием этого согревающего тепла. Неосознанно, задолго до того, как осознаю, я отклоняюсь назад и ложусь в крепкие объятия мужчины, способного одним только безмолвным присутствием облегчить мое существование.
