Закончив, пономарь, грузный рыжеволосый дьякон, неторопливо удалился, закрыв за собой большую храмовую дверь. Алексей подождал ещё немного, осторожно выглянул из-за своего укрытия и, внимательно осмотревшись, пошёл к северной алтарной двери.
Достав из кармана набор отмычек, Алексей почувствовал хорошо знакомое ему приятное волнение, которым всегда сопровождались его противозаконные деяния, и нагнулся к замочной скважине, чтобы точно определить, какие нужны отмычки…
Вдруг где-то рядом с ним тихо звякнуло. Алексей быстро выпрямился и, оглянувшись, увидел стоящего у южной двери монаха, испуганно взирающего на Алексея. В руке он держал кольцо со множеством нанизанных на него ключей.
Первым заговорил монах.
– Эй! Что вы здесь делаете?! Служба давно закончилась! – неуверенно, но грубо окликнул он Алексея.
– Я паломник, вот, заснул на службе… А вы… наверное, пономарь?
– Я-то пономарь…
– Отец пономарь, тогда откройте мне дверь, пожалуйста, – пойду, отдохну перед литургией.
Монах почесал в затылке и как-то странно огляделся.
Алексей, прищурившись, наблюдал за ним – тот явно нервничал.
– Ну, хватит дурака валять, – Алексей подошёл к незнакомцу. – Я знаю, как выглядит здешний пономарь, вы на него что-то не очень похожи – где же рыжая борода? очки? – он, ухмыляясь, смотрел на поникшего собеседника.
Тот продолжал молчать.
– Я думаю, мы с тобой пришли сюда с одной и той же целью.
– Возможно, возможно, – отозвался, наконец, незнакомец, нервно пощипывая бороду и отводя взгляд.
– Знаешь, – продолжил Алексей, – мне нужен крест, и тебе, как я понимаю, он тоже нужен?
Монах тяжело вздохнул.
– Да простит меня Господь.
Они помолчали.
– Отлично! – Усмехнувшись, продолжил Алексей. – Ну и что же мы будем делать? Распилим его пополам?
– Нет, конечно! – В глазах монаха появился благоговейный испуг. – Это кощунство. Давай, кинем жребий: кто выиграет – тот забирает крест, кто проиграет – возьмёт остальное. Ну, что сможет унести. Это тоже добыча немалая.
Алексей задумался.
– Хорошо. Кинем жребий. Только вот скажи мне, я-то неверующий, и для меня украсть этот крест – плёвое дело. Я не боюсь никакого, там, высшего наказания за святотатство, и единственное, что меня пугает, это полицейские у меня на хвосте. А, вот, ты, похоже, не так далёк от веры, как я, но твоё желание украсть этот крест, мне кажется, ничуть не меньше моего.
Вор в подряснике тяжело вздохнул.
– Не знаю, нужно ли обо всем этом рассказывать, но раз уж такое дело… в общем, в двух словах, из меня не получился монах. Я усердно работал над собой, молился ночи напролет, и в итоге понял, что ничего это не значит… Выигрывает только тот, кому ты несёшь послушание, выигрывает, получая очередного раба. А сам послушник ничего духовного взамен не приобретает. В русский монастырь меня уже не берут, в греческий – тем более. Один раз взяли рабочим в румынский скит, но скитоначальник невзлюбил меня и так стал допекать, что я убежал оттуда через два дня. А я ведь старался делать так, как он говорит, но он всё равно шпынял меня, как шелудивого пса. И вот, слоняюсь я по горе уже два года… У меня даже денег нет, чтобы вернуться на родину и я, кажется, начинаю верить, что и в самом деле я… шелудивый пёс. Короче, святотатство для меня теперь… не проблема.
Горе-монах совсем поник, что не очень вязалось с его последними словами.
Алексей кивнул.
– Я подытожу, с твоего позволения. Раскусив систему, ты захотел получить компенсацию за свои страдания… Правильно? – И, не дожидаясь ответа, продолжил. – Итак, вот монета в один евро. Выпадет Европа – твоя взяла, выпадет Александр Великий – крест мой. Ну, как?
