«Мама-мама, мамочка, родной мой человек! Ты ушла и только сейчас я позволяю называть тебя на «ты», потому что в семье, из поколения в поколение было принято всех старших называть только на «вы», с уважением и почитанием. Ты ушла и в моей жизни появилась большая пропасть, пустота. Никто, как ты, не мог выслушать меня, разделить: трудности, посоветовать в преодолении проблем, оказать материальную помощь, экономя на всем, собирая с пенсии, радости успехов и побед. – Думая об этом, Фёдорович впервые с того момента, как он бросил курить, захотелось, как раньше было, присесть с батей во дворе или в доме за журнальным столиком, где у него всегда лежали газеты, журналы, сигареты и пепельница, часто заполненная под завязку и поговорить по душам и ему вылить эту горечь, а он поймёт, обязательно, мы друг друга понимали с полуслова. – Но нет мамы, нет отца, не будешь же ты своим детям или внукам жаловаться да пусть на то же здоровье или ещё на что. Для них и твои успехи – что-то обыденное, как – сегодня, после недели дождей солнышко!
И чего обижаться, сам же был таким, забыл, что ли? Да, нет же, не забыл, только опомнился поздно, очень поздно. Спешить нужно, спешить. И того, что ты родил сына, построил дом и посадил дерево – это не всё, это тот мизер, по которому определяют вообще, ты человек или только пытаешься им стать. А вот какой ты человек и что ещё, кроме «обязательного минимума» ты после себя оставишь. Можно оставить после себя и не добрую память, да ещё и такую, что в десятках поколений и не только твои родные, весь мир с ужасом будет вспоминать. Сейчас многие молодые люди и не только, поддавшись модным течениям, идут на сделку с лукавым, который недолго их искушает, они быстро сдаются и отдаются в объятья демона, дьявол поселяется в их душе. Тогда даже изгнание диавола в Церкви не всегда может гарантировать результат. А что тогда? Костер инквизиции, может быть? Ой, не хотелось бы, но некоторые и правда, как «с катушек слетели». Так, всё! Шабаш, ты чего это, а, дед? Куда-то тебя в ту степь понесло, видно «мысли в воду нужно опустить», перегрелись. Всё, мамочка, поговорил с тобой, порассуждал. Ты всегда гордилась мной и верила, даже тогда, когда у меня в жизни были срывы и неурядицы. И благодаря тебе за то, что я стал тем, кем стал. Заслуги отца не отрицаю, ему особая, мужская благодарность. А ты, когда двадцать лет отца не было, все эти годы «нянчила» и оберегала меня от всего, от скверны, от лукавого, от тех соблазнов, которые посуду «жизненный рай», особенно в 90-е и 2000-е годы, пока я прочно не стал на ноги».
– Царствие Небесное тебе, мамочка дорогая! – закончил, долгий диалог и рассуждения Мельник, крестный знамением.
Когда Мельник размышлял о покаянии, то ещё задолго до поры созревания и осознания необходимости оного, понимал, что это процесс не ограничивается исповедью, временем, когда мы искренне просим прощения у тех, кого даже неосознанно обидели и не делом, а словом, что бывает в разы чаще, а покаяние, т.е. желание искренне сожалеть, каяться на исповеди ли в храме Божьем, дома в молитве, в личном обращении к тому, кого обидел, совершив неподобающее, с точки зрения церковных канонов или гражданской этики, и в дальнейшем не повторять более, должно происходить всю жизнь. У человека должно быть хорошо развито чувство самоконтроля, чтобы потом не пришлось оправдываться словами – «я не ведал, что творил» или ещё проще – «ничего не помню». К примеру, если ты нажрался «до поросячьего визга», иначе такое состояние не назовёшь, а потом говоришь, «я не помню», то как гласит закон – «фактор отягчающего обстоятельства», а не повода, для снисхождения.
