Повисло молчание.
Он направился к ящику, где хранил свой вальтер.
– Подожди. – Паула схватила его за руку.
В свое время Пауле пришлось привыкать к тому, что в доме хранится служебное оружие. Она выросла в богатой семье, поднявшейся на металлургии, и хотя питала к закону смутное уважение, однако глубоко презирала тех, кто ему служит. Ей далеко не сразу удалось примириться с мыслью о том, что главенство закона кто-то должен воплощать в жизнь и что один из этих «кто-то» – ее муж.
Но свыкнуться с присутствием дома смертоносной железки оказалось проще, чем она думала. Она видела, как Хоакин с серьезным видом убирает пистолет в кобуру, собираясь на работу, ощущала его тяжесть на бедре мужа во время прощальных поцелуев, облегченно выдыхала каждый вечер, когда он снова запирал оружие в ящик.
– Хоакин, давай еще разок все обдумаем, – попросила она.
Тяжелее было принять то, что этот пистолет означает: несколько версий их будущего. Что однажды Хоакину придется его применить. Или того хуже: что когда-нибудь кто-то наставит такой же пистолет на него самого. Теперь, глядя на мужа в дверях, она понимала, что нет слов, способных его переубедить. Он не сумеет прийти в квартиру брата спокойным, осмотрительным, хладнокровным инспектором, которого она так хорошо знала. Он сметет все на своем пути, если только это поможет вернуть Хорхе.
– Ну придешь ты в квартиру Хорхе Родольфо. А дальше? Ждать тебя никто не будет. Наверняка там никого уже нет.
– Мне некогда разговаривать, – бросил он свысока.
– Мы же недавно от них пришли!
Хоакину напоминание не требовалось: голова все еще гудела от пива и вина.
– А вдруг они уже тогда были там, вдруг следили за квартирой? – продолжала Паула. – Может, и мы теперь угодили в какой-нибудь список!
Хоакин замер как вкопанный. Об этом я не подумал. Но полицейского-то они не тронут? По спине пробежал холодок.
– Не волнуйся.
– Не волнуйся?! Как это не волноваться?! Я только и делаю, что волнуюсь! Сперва за Хорхе переживала, а теперь вот приходится за тебя! Вдруг они все еще в засаде?
– Тем лучше. Хочу их увидеть. В глаза им хочу посмотреть, когда они будут отвечать на мои вопросы. А они будут. Я тебе вот что скажу. Если с Хорхе что-нибудь – хоть что-то, – случится…
– Хоако, прошу тебя.
Он замолк, вдруг осознав, что и сам боится. Что он станет делать, если нарвется на военный отряд? Старенький вальтер на бедре сделался горячий, точно грелка. Так каков твой план, Хоакин?
– Позвони Галанте, – сказал он Пауле. – По телефону ничего не рассказывай. Просто скажи, что я его жду у Хорхе.
– А он не станет расспрашивать?
– Не станет. Потом соседке. Той самой, которая сейчас звонила. Ее номер должен быть в кожаной телефонной книжке. Она точно сейчас не спит.
Весь дом сейчас не спит.
– Попроси ее включить свет, как только эти ублюдки уйдут.
– Хорошо.
– В какой квартире она живет?
– На третьем этаже. У твоего брата квартира «В», значит, у нее, наверное, «А».
– Уверена?
– Хоакин, я жена инспектора. А не инспектор.
Хоакин сел рядом с ней на кровать и взял ее ладони в свои.
– Как бы там ни было, пусть включит свет в гостиной, когда там никого уже не будет.
Стоило произнести эти слова вслух, и он явственно ощутил их свинцовую тяжесть. Когда никого уже не будет. Эти ребята работают быстро. Когда он доберется до квартиры брата, то никого там не застанет. Все разойдутся. Брата тоже не будет. И Аделы. И мальчишки. Мальчишка! Боль прошила его где-то слева.
