– Он много пил, – тихо сказал Глинт. – может в этом дело, я не знаю, Гер. Давай выпьем.
Герман рухнул в кресло, и они выпили. Потом еще. И еще. Вспомнили о закуске и снова выпили. Не закусывая.
– Не могу поверить. Я же разговорил с ним недавно. Все было в порядке.
– Когда это недавно?
Те, кто не находился запертым в четырех стенах долгие годы, полагает, что время взаперти тянется бесконечно долго. На самом деле это не так. Все наоборот. Оно летит с невероятной скоростью. Подьем сменяется отходом ко сну во мгновенье.
– Да, действительно. Прошло четыре месяца.
– Он почти сожрал его за три.
– Где сейчас Святой? В больнице?
– Нет. В этом нет никакого смысла. Так врачи сказали.
– Так где же он?
Глинт помолчал. Затем сказал:
– Мы не знаем.
Заря приехал как и обещал, через двадцать минут. И, храни его бог, привез еще бутылку.
Нагоя. Префектура Айти. Япония.
Знаете, когда меня похитили те двое, мне было страшно.
Но не так.
Когда меня… э-э… перепохитили, хе-хе, и я очнулся непонятно где, в компании с человеком, убившем людей на моих глазах, мне было страшно.
Но не так.
Настоящий ужас я испытал, когда Исикава закончил свой рассказ. Я понял, что моя судьба в руках сумасшедшего; душевнобольного, способного на убийство. Кому-нибудь из вас доводилось быть заложником у человека, который не в себе? Это страшнее чего бы то ни было. Потому что вы не знаете, каких действий от него ожидать.
Что он мне рассказал, вы спрашиваете?
Я остался сидеть на диване. Исикава пошел к плите, он собирался приготовить ужин. Спросил, буду ли я. Я отказался. Пламя газовой горелки раскалило сковородку за считаные секунды. Аромат жареного лука болезненно ударил в ноздри. Меня затошнило. Я откинулся на спинку дивана. Мыши скребли в дальней комнате огромного цеха. И тогда Исикава заговорил.
– Что они собирались с тобой сделать, как ты думаешь?
Вопрос был риторическим, это явственно звучало в самой интонации его голоса. Я ждал продолжения.
– Они собирались тебя убить, в этом у тебя нет сомнений, я надеюсь, – Исикава стоял ко мне спиной, помешивая лук в сковороде. – Но зачем? Этого ты знать, разумеется, не можешь, – на огонь отправились кусочки курицы. – В отличие от тебя, эти твари были голодны.
«Каннибалы?!»
– Каннибалы? – от изумления во рту у меня в секунду пересохло, будто я не пил уже несколько дней.
Исикава коротко и не весело хмыкнул.
– Нет. Нет, к сожалению, – он вздохнул и негромко повторил, – к сожалению, нет.
Переложив кусочки жареной курицы в чаван и взяв палочки, Исикава сел на высокий барный стул с протертым до белых пятен кожаным сиденьем. Подул на мясо, втянул носом аромат. Ухватив палочками кусочек, он поднял на меня взгляд.
– Послушай, тебе необходимо подкрепиться. Может съешь немного?
Я помотал головой. Я хотел не есть. Я хотел услышать продолжение.
– Они не питаются плотью, Кин. Ни человеческой, ни какой бы от ни было, – Исикава отправил в рок золотистый кусочек, и жуя, сказал:
– Твари собирались выпить твою кровь.
Челюсть моя отвисла. Буквально. Я сидел с открытым ртом. И, вероятно, с выпученными глазами.
– В каком смысле? – против воли вырвался идиотский вопрос.
– В самом что ни на есть прямом. Выпить, как тетрапак томатного сока. А упаковку выкинуть.
За окнами зашипел ливень. Мыши скребли где-то в других комнатах завода. И вдруг я почувствовал, что схожу с ума. Все, что окружало меня, что говорил Исикава, этот завод, ливень за окном, проклятые мыши, полумрак заброшенного здания, и в центре этих абсурдных декораций – хладнокровный убийца, безмятежно жующий золотистые кубики курятины, все это походило на горячечный бредовый сон. Да, я сходил с ума. С тремя сотрясениями это ожидаемо.
