Назубок я не знал, а потому был виноват.
А тогда, после извлечения Библии, мы отправились на берег реки, где разложили на траве водку и закуску, и дядя Саша до полночи говорил и говорил. Свои монологи и тексты он называл литературными отправлениями.
«В жизни – всё отправления. Они могут быть сами разнообразными. Литературными, экономическими, политическими. Человек только тем и занят, что поглощает, переваривает и отправляет». Обратного движения не бывает».
Вот какие дела были у меня с дядей Сашей Баржанским.
В общем, у каждого Абрама своя программа.
– Вот тебе договор, подпиши, второй экземпляр оставь себе. – потребовал Толя Щитиков, когда я появился в «Байкальских зорях» со свернутыми в трубочку газетами и Библией. – Святым писанием занялся?
– Приобрёл. Пусть своя будет.
– Вот чудик. Нафига она тебе? Другой литературы мало?
Договор был о публикации моего романа. Хорошее дело. Я становился богачом.
– Треть гонорара получишь сегодня, остальные – после публикации. – сказал Щитиков после того, как я расписался и протянул ему экземпляр договора.
– Кейс советую купить, – заметил Толя. – Вот куда ты попрёшься со своими бумагами и святым писанием?
– Куплю! – Пообещал я, – пока пусть они побудут у тебя в столе.
– Ладно. Не в столе, а в сейфе! – С этими словами Щитиков, открыл массивный железный сейф неприятного тёмно-зелёного цвета, стоявший в углу его кабинета. – Потеряешь же где-нибудь.
– Обязательно потеряю…
Редакция наполнялась звуками и запахами, вероятно, как и все учреждения города. Закрыв мои бумаги, Щитиков извлёк откуда-то из-под стола недопитую бутылку водки. Поставил на стол два стакана.
– После вчерашнего осталось. Москвич уехал. Надоел он нам своим талантищем. Будешь? Чего мотаешь башкой. Беллы боишься. У меня ночуй, я же один.
Не успел он закончить предложение, как вошли сразу четверо. Сразу видно – поэты и прозаики – плащи и морды помятые, глаза – во всём бесповоротно правы, весь образ – мир только для них.
– Ты куда Азар сбежал? Тебе надо от Беллы Иосифовны бежать, как Баржанский! Кстати, он сегодня или завтра должен появиться…
Компания извлекла из карманов бутылки и закуски.
Отдёрнули массивную штору, обнажились два жёлтых стола 1960-х годов, кипы газет, журналов, рукописей.
Погас свет, вспыхнула гулянка.
– Так ты на острове был?
– Какой-там журнал выходит?
– С Лаперуза камни бросал…
– Толя, сгоняй за пирожками.
– Вот почему я должен обращаться к секретарю крайкома на вы, а он ко мне – на ты?
– К любому начальству только на вы!
– Так ты же воспринимаешь их серьёзно, по-настоящему и как настоящих. А для меня они – никто, ничтожества.
– Азар, ты снова за своё!
– Потому у него и нет ничего.
– Пузырёву говорят трехкомнатную дали.
– А Гордеев «Жигули» вне очереди покупает.
– Азара надо бы в Союз принимать…
– Роман его в журнале прогоним и загоним в наши ряды. Белла же не успокоится, пока мы не примем. А без неё как издаваться?
Главное событие в жизни никогда не случится. Оно всегда будет впереди, главное событие – всегда недосягаемо. Пройдет время и окажется, что главное событие осталось позади незамеченным.
Мир и милые люди этого мира плыли и качались перед глазами. Они куда-то выходили и входили, потом дружно пели, в один из моментов появился громадный парень с ошалевшими глазами и читал свои шальные стихи.
Непросто очнуться в обед, но я очнулся.
– Хорошо тебе с непривычки: выпил, уснул, протрезвел! – Засмеялся кто-то из поэтов.
