О том же беспокоился и император.
Он и сам не мог сказать, чем плоха или хороша Вэй Инло, ему лишь смутно хотелось, чтобы на эту девушку никто, кроме него, не обращал внимания.
Ведь она стала так завораживающе выглядеть – кто-нибудь легко мог бы пасть жертвой ее чар.
Хунли замедлил шаг и взглянул на дворец Шоукан, располагавшийся неподалеку. Оттуда доносились звуки театральной постановки. До его слуха долетели слова из «Сна в красном тереме»:
– Я уже когда-то видел сестрицу.
Звучание было прекрасным, но незнакомым: этот голос не принадлежал ни одному из дворцовых актеров. Неужели позвали труппу из города? Хунли взмахом руки остановил евнуха, который собирался объявить о его прибытии, не желая мешать удовольствию матери. Он бесшумно вошел в ворота дворца, но вдруг остановился, глядя издалека на юношу на сцене.
Во дворце Шоукан установили временную сцену, перед которой сидела захваченная зрелищем мать-императрица. На сцене же спиной к Хунли стоял юноша и в одиночку исполнял сразу две роли. Вот он, представляя матушку Цзя, говорил:
– Не выдумывай! Где ты мог ее видеть?
И тут же снова превращался в Цзя Баоюя и произносил нежно и ласково:
– Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, мы знакомы давно и будто встретились после долгой разлуки[9].
Юноша непринужденно развернулся. Увязанные в пучок волосы венчал золотой колпачок, на брови была надвинута золотая повязка с изображением двух драконов, играющих жемчужиной, алый халат с узкими рукавами украшал узор из бабочек и цветов, вытканный золотыми нитями двух разных оттенков, – словно Баоюй собственной персоной сошел с книжных страниц, с хлопком раскрыл веер, на котором виднелось изображение прекрасной пары, и легко улыбнулся Хунли:
– Наложница приветствует вас, ваше величество.
Это была Вэй Инло.
У Хунли ушло немало времени, чтобы отвести от нее взгляд.
– Да как ты смеешь срамить вдовствующую императрицу, таская ей уличные книжонки? И во что ты только вырядилась!
Но матушка-императрица улыбнулась.
– Не ругай ее, это я заскучала от безделья, вот и позвала ее составить мне компанию. Но просто так беседовать мне скучно, вот она и переоделась, взяв на себя труд меня развлечь. И, должна сказать, эта история крайне любопытна. Императору тоже стоило бы ее послушать.
Разве мог Хунли сознаться, что смотрел представление не отрываясь? Он грозно промолвил:
– Ты все еще не сошла со сцены? Немедленно прекрати это безобразие!
– Слушаюсь. – Вэй Инло шаловливо подмигнула госпоже и только после этого спустилась.
Вдовствующую императрицу радовали ее красота и очарование, и, когда Вэй Инло ушла, она заступилась за нее перед Хунли:
– Я так давно живу во дворце и повидала немало почтительных и добродетельных наложниц, но в первый раз встречаю такую ловкость и смекалку: каждый день она способна придумать сотню способов меня развлечь, да так забавно у нее выходит.
– Матушка, эта девица легко задирает нос. Не надо баловать ее, а то возгордится!
Вернувшись из дворца Шоукан, Хунли взял в руки доклад, но никак не мог на нем сосредоточиться.
Наступила ночь, и вошел Ли Юй с «зеленоголовыми» табличками[10]. Хунли рассеянно скользил по ним взглядом, пока на глаза ему не попалась бирка Вэй Инло.
Ему казалось, что он все забыл, что она его вовсе не волнует, но одного взгляда на надпись было достаточно, чтобы девушка вновь заполнила все его мысли.
Хунли потряс головой, заставил себя выбросить ее образ из мыслей и взял табличку благородной супруги Чунь.
