Шаги Хунли затихли, Ли Юй и Минъюй за его спиной переглянулись и тихо ушли.
В саду остались только император и Вэй Инло.
Полог легко распахнулся, раздался легкий звон подвешенных в углу ветряных колокольчиков, их приятная музыка словно навевала мимолетную летнюю грезу.
Из палатки донесся легкий стон, Вэй Инло повернулась, глаза ее были закрыты, а одежда сбилась. Возможно, из-за жары сегодня она была одета очень просто: тонкое платье с узором из гардений облегало ее тело, подобно цветочному лепестку.
При виде этого прекрасного «Весеннего сна райской яблоньки»[12] Хунли ощутил, что его сердце трепещет, и протянул руку, чтобы легко коснуться ее слегка раскрасневшейся щеки. Пальцы его были холодными, и девушка, издав неясный нежный звук, потерлась о них щекой.
Хунли впервые видел ее такой.
Раньше она или оказывала ему холодный прием, или насмехалась над ним, и даже редкая приветливость была с ее стороны лишь притворством, а потому эта простая близость стала настоящим чудом и заставила его застыть в неподвижности – как было бы прекрасно, если бы она не просыпалась, если бы этот момент длился вечно.
Но скоро пальцы, которых она касалась щекой, согрелись, Вэй Инло пробормотала: «Как жарко!», медленно открыла глаза, пару раз моргнула и удивленно уставилась на него.
– Ваше императорское величество, откуда вы здесь?
Раздразненный соблазнительной картиной, Хунли, не дожидаясь, пока она поднимется, прижал ее к простыне.
Черные пряди брызгами туши разметались по белоснежному покрывалу, а подобравшая облако волос Вэй Инло вновь обрела привычный вид. Она не боялась его и не была им очарована, она сама была подобна облаку – не стремилась приблизиться, но и не отдалялась, лишь произнесла с улыбкой:
– Мы в саду… Император, вы нарушаете правила.
Хунли поймал это яркое облако рукой и склонился, чтобы припасть к ее шее – словно поймавший добычу дикий зверь, он грубо укусил ее и процедил сквозь зубы:
– Замолчи… Я – твое правило!
Лишь бы ей было хорошо, остальное неважно. Даже ее легкое сопротивление доставляло своего рода удовольствие. Подобно тому как шипы прекрасного цветка не ранят того, кто по-настоящему им очарован.
Хунли закрыл глаза и нежно поцеловал цветок под его губами. Он еще не знал, нравится ли ему этот цветок, а даже если нравится… он ни за что бы в этом не признался.
Ты раз за разом подбираешь волосы для сна
И хмуришь брови от тоски любовной.
Тяжел убор гардений, аромат вина
Из хризантем струится в воздухе привольно.
В блеске зари темнеет золото покрова,
И в складках одеянья гаснет блеск.
И в час досужий кисть выводит снова
Двух мандаринок на картине мирный плеск
[13].
Минъюй вышла со двора, но не стала задерживаться рядом с Ли Юем, опасаясь, что он может заметить в ее поведении неестественность, и поспешно нашла предлог, чтобы удалиться. В конце концов она не выдержала, села в траву и спрятала лицо в коленях, плечи ее при этом мелко подрагивали.
Она и сама не знала, сколько прошло времени, прежде чем на ее плечо легла мужская рука.
Служанка испуганно вскочила, теперь она еще сильнее боялась поднять голову.
– Почему же ты не смотришь на меня? – Ее собеседник рассмеялся.
Узнав голос, девушка подняла голову. Когда их глаза встретились, Хайланча растерянно спросил:
– Минъюй… Почему ты плачешь?
Минъюй ничего не отвечала, она только смотрела на него и продолжала молча плакать.
Хайланча дежурил этой ночью, и ему, вообще-то, не следовало бы уходить в самовольную отлучку, но при виде горя любимой девушки он быстро сбегал к одному из стражников, с которым был в хороших отношениях, договорился подмениться.
