– Именно, – заявил я. – Поверь мне, она вела себя совсем не благородно. И то, как она набросилась на меня, я бы не назвал покорностью. Она практически умоляла меня избавить ее от бремени.
Папа взглянул на Маттео и жестом пригласил его занять свое место. Маттео шагнул вперед, а отец повернулся ко мне спиной.
– Тебя часто били по голове за эти годы… или ты специально прикидываешься дурачком? – спросил Маттео с суровой улыбкой.
Мышцы плеч отца напряглись под белой футболкой, а руки были до сих пор сжаты в кулаки.
– Ее семья не в восторге. Из уст девушки это прозвучало так, будто ты пообещал ей весь мир, и она не смогла отказать.
Я прищурился:
– Чушь собачья. Я ничего ей не обещал.
Она жеманничала о том, как ей хотелось бы увидеть меня снова и как здорово было бы жить вместе, разделяя радость с близкими.
Я проигнорировал ее речи и показал ей, как правильно сосать член, чтобы она заткнулась.
– Зачем ты это сделал? – спросил папа тихо, снова поворачиваясь ко мне.
На лице мамы в таком случае отразилось бы разочарование, но папа пребывал в ярости.
– Чтобы доказать свою точку зрения.
– И какой тут смысл?
– Она не имела права осуждать Марси. Она назвала ее шлюхой.
– Ты поступил как чертов идиот. Тебе следовало подумать о последствиях, – пробормотал Маттео.
– Дай ее отцу денег и побольше солдат, уверен, он будет счастлив.
Маттео усмехнулся. Отец не выглядел довольным, его ответная улыбка напоминала оскал хищника.
– Есть только одна вещь, которую он примет в качестве компенсации. Брак.
Мне потребовалось некоторое время, дабы понять, что имел в виду отец. Я рассмеялся.
– Верно.
Папа покачал головой, как будто не знал меня.
– Я не шучу. Я сказал ему, что подумаю о браке между тобой и Крессидой.
У меня вытянулось лицо.
– Ты же не серьезно. Ни за что на свете я не женюсь на сучке.
Папа снова ударил по шкафчику. Это был уже третий, который он сильно помял. И я сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь снова достанет оттуда свои вещи.
– У Антоначи хорошие связи среди традиционалистов. Я отменил чертовы кровавые простыни, которые вызвали переполох и чуть ли не бунт. Ты соображаешь, что произойдет, если я позволю тебе обесчестить дочь капитана, не надев ей на палец кольцо?
– Ну и что? Мы сделаем громкое заявление и заставим их выполнять наши приказы. Мы – Витиелло, мы не подчиняемся ничьим прихотям.
– Ты хочешь, чтобы я убивал верных людей, ядро нашей Семьи, потому что ты не смог удержать член в штанах? Я был чрезмерно снисходителен к тебе. Но теперь тебе придется нести ответственность за свои поступки.
Я недооценил Крессиду и ее амбиции. Я хотел заставить ее отказаться от своих слов. Но она все изменила, и теперь я вынужден остаться с ней.
– Должен же быть какой-то выход, – пробурчал я.
Папа глубоко вздохнул и провел рукой по своим темным волосам.
– Традиционалисты давно чувствуют себя обманутыми. Отношения Марселлы с байкером, кровавые простыни и наша связь с Каморрой – все было очень трудно пережить. А твой поступок стал переломным моментом. Я не собираюсь ослаблять Семью теми или иными кровавыми заявлениями только потому, что ты терпеть не можешь будущую невесту. Крессида станет твоей женой. У тебя есть время, чтобы свыкнуться с этой мыслью. И ты, черт возьми, свыкнешься, или, клянусь, испытаешь на себе мою ярость.
Я сердито посмотрел на отца.
– Да, дон.
* * *
По дороге домой мы не разговаривали. Я пытался придумать, как выпутаться из передряги. Как сказал папа, у меня еще было время до того, как я женюсь. А до тех пор я должен найти гребаное решение. Мысль о том, что я буду с Крессидой всю оставшуюся жизнь, казалась слишком суровым наказанием за несколько паршивых перепихонов.
