Покой перелетного голубя - страница 2



– Казалось, она милая девушка. Почему вы не расскажете, что на самом деле вам в ней не нравилось?

– Я рассказал, док. «Милой девушкой» она не была. О, знаете, Мама же послала мне несколько фотографий девушек. Было смешно. Мы с Мишей хохотали, пока животы не заболели. Мама на полном серьёзе предложила мне выбрать одну и жениться на ней!

– Что ж, мне известно, что это вполне приемлемый способ подыскать партнёра в некоторых культурах Южной Азии. Возможно, вам стоило бы попробовать и этот вариант?

Поверить не могу, что мой врач хочет, чтобы я рассмотрел возможность договорного брака. Мои родители выкладывают по сто тридцать фунтов за сеанс, чтобы этот клоун убедил меня жениться на ком-то, кого я в жизни не видел. Браво.

Я не хотел обзывать его клоуном. Он ведь мне как отец. Но – нет, ну правда.

– Док, серьёзно? Как вы можете мне такое советовать? Они просто пытаются теперь затащить меня обратно в Пакистан. Какой толк в ж-ж-женитьбе, если в один прекрасный день всё в любом случае развалится?

– Вы очень хорошо знаете, что не все браки заканчиваются подобным образом.

– Мамин и папин закончился именно так, – тихо возражаю я.

Смотрю на свои ботинки. Одна стопа бешено стучит по полу. Не хочу больше говорить; голова внезапно тяжелеет, будто её наполняют серые тучи, тёмные и предгрозовые. Горе ощущается в пальцах ног, в коленях. Клубится внутри тела. Я резко встаю.

– Давайте продолжим с этого места на следующей неделе, – говорит доктор Уитакер, поднимая взгляд от своих заметок. – Я хочу, чтобы вы, возможно, подумали о том времени, когда ваши родители были с вами. Вместе.

На миг прикрываю глаза. Баба держит свою руку в моей. В Карачи гуляет утренний бриз, влажный и солёный, волны напевают что-то низким рокотом, пока мы шагаем вдоль берега. Мама завёрнута в кокон изумрудно-зелёной шали – глаза опущены, она улыбается своей прекрасной сияющей улыбкой. Этой улыбки мне недостаёт.

Распахиваю глаза. Правильно. Клиника Уитакера.

– О-окей, док. До встречи на следующей неделе.

Хватаю портфель и выхожу за дверь. Я не должен платить за встречи, потому что Баба переводит деньги прямо доктору на счёт. И потом, я ни за что не смог бы себе позволить эти визиты вдобавок к урокам йоги и медитации, на которые меня заставил записаться Талха. Я оказываюсь в небольшой приёмной, где сидит персональный ассистент доктора. Технически Уитакер не мозгоправ, но мне нравится называть его так. Враскачку спускаюсь по ступеням, унося с собой свои мысли. Лифтом я не пользуюсь. Он слишком маленький и тёмный, и мне не хочется чувствовать себя запертым в компактном герметичном пространстве.

Талха стал для меня тем, чем для многих становится Лондон: раем для бездомного. Я встретил его в тот же год, когда переехал сюда. Родом он из Пакистана, но не сохранил практически никаких воспоминаний о родине. Как-то он говорил, что его родители из Сиалкота, города фабрик, на которых делают футбольные мячи. Для моего семейства Талха стал немалым потрясением. Хотя, по чести сказать, он толком и не общался с моими родителями. Они сталкивались раз-другой – в те немногочисленные дни, когда Мама и Баба навещали меня. Когда мы были подростками, осветлённые до белизны волосы Талхи и кольцо в носу не на шутку шокировали Баба с его традиционными взглядами. Тогда меня это разозлило, а сейчас – забавляет. Талха не изменился – ему во веки веков комфортно быть тем, кто он есть.