Покой перелетного голубя - страница 9



, с которыми требуется справляться. Даже когда подростком ему приходилось несладко, родители его поддерживали и понимали его проблемы. Тётушка и дядюшка принимают Талху целиком. Ему никогда не приходилось решать, какая часть его личности может послужить причиной того, что родители откажутся от него, начнут игнорировать или пристыдят. В их разговорах нет неловкого молчания, нет пауз. Они могут много дней не узнавать, как он там, но это не порождает отстранённости в их отношениях.

Тем временем и Мама, и Баба регулярно звонят, чтобы «проверить меня», и притом мы никогда не выходим за рамки поверхностных тем для обсуждения: как у меня дела? Что я ел? Как работа? Завёл ли я друзей? Не касаемся даже темы возможных подружек. Они буквально никогда не спрашивают о Мише, притом что, как я считаю, она – единственное, о чём им действительно стоило бы волноваться. Они уже старые, так что я не слишком-то их виню, и они больше не вместе, поэтому мне почти каждый день приходится отвечать на одни и те же вопросы дважды, просто разным людям. По их словам, мой переезд в Лондон был нужен для того, чтобы «уберечь меня», чтобы я мог «найти себя», но, если честно, я должен признать, что в жизни не чувствовал себя настолько потерянным.

Йога тоже не помогает, и всё равно Талха собирается затащить меня в йога-ретрит на Бали, где ты «самововлекаешься», занимаешься интуитивной терапией, рейки или какой-то подобной хренью. Но я пока ни на что не подписывался. Если я только заикнусь Баба, он тут же пойдёт и забронирует для меня поездку, но я не до конца уверен. И потом, что я буду делать с Мишей? Я не могу её бросить. Не могу подвести её – только не снова. И никогда больше.


Надия

Лахор, Пакистан


– Я проверил счета по меньшей мере дважды. Может быть, какая-то ошибка вкралась со стороны Леско? У нас разные показания для двух этажей, и не похоже, чтобы мы использовали какое-то дополнительное электрооборудование.

Я стараюсь удерживать взгляд ровнёхонько на столе сахаба Шадаба, слушая его речь о счетах за электричество. Смотреть ему в лицо мне вовсе не хочется. Меня отталкивают эта подленькая, совершенно излишняя ухмылка и любопытные глазки, которые исследуют каждый дюйм моего тела с интенсивностью лазерного луча.

– Покажи мне это, – говорит он и тянется к бумагам в моей руке.

Он задевает своей рукой мою, прикосновение длится секундой дольше, чем нужно, и я знаю, что это не ошибка и не совпадение, потому что так бывает каждый раз, когда я оказываюсь у сахаба Шадаба в кабинете. Вспоминаю, как сказала об этом Узме. А она поспешно отмахнулась:

– Он со всеми такой.

– Как ты можешь так говорить? – недоверчиво спросила я.

– Вреда от этого нет, – коротко сказала она, выпрямив спину, беспокойно оглянувшись и вновь уставившись на собственные колени. Я поняла, что разговор окончен.

Нет вреда? Какая чушь! Мне это вредит! Мне не нравится то, как я себя из-за этого чувствую. Но я знаю, что не могу уйти, потому что работа вполне достойная. Зарплата хорошая и позволяет мне сохранить крышу над головой. А с учётом того, что происходит с Мубаширом, я не могу позволить себе риска остаться безработной. Как это говорится? Уж лучше тот дьявол, которого знаешь.

– Да, выглядит так, словно проблема на их стороне, – говорит сахаб Шадаб, поглядывая на часы. – Почему бы тебе не позвонить им и не зайти ко мне домой позже? Расскажешь, что они ответили. Прямо сейчас у меня встреча с