Покров над Троицей - страница 4

-Эко ж тебе, брат, не свезло, - придвигаясь ближе к шмелю, прошептал заинтересованный мальчик. Он протянул пальцы и сразу отдёрнул, но не потому, что шмель покусился на них. На руку, на насекомое и на весь луг неожиданно упала настолько плотная и вязкая тень, что казалось, светило погасло, и на земле за два удара сердца воцарились вечерние сумерки.

Огромная, тяжелая, свинцово-серая туча разом заволокла небо, вылетев из-за макушек деревьев, качнувшихся под порывом холодного ветра, как от поглаживания исполинской руки. Сразу стало неуютно и хмуро. На мгновение всё притихло, и Ивашка, успев оглянуться на монастырь, увидел, как по нему бежит, торопится солнечный зайчик, а его догоняет, подминая под себя, промозглая серая мгла. Секунда мрака - и ослепительная молния кривой татарской саблей вспорола горизонт. Резко и пугающе, как выстрел, прогремел гром, обрушилась с неба стена дождя. Ливень хлестал по траве толстыми плетьми, а среди них метались и непрерывно вспыхивали ослепительно белые молнии, ощупывая землю своими тонкими, длинными пальцами. Не утихая, гремела в тучах небесная канонада. От этого пронизывающего света и гулкого грохота трепетно сжималось сердце…

-Дуняша-а-а-а-а! - набрав в лёгкие воздух, изо всех сил заорал Ивашка.

-А-ю-у-у-у! - отозвался тонкий голос.

Мальчик тотчас увидел хрупкую фигурку, спрятавшуюся под сводом столетнего дуба в сотне шагов от него.

-Дуняша! Беги ко мне! - закричал он, бросаясь к дереву. Добежал, успев по дороге полностью промокнуть, отцепил белые от напряжения пальцы девочки от засохшей ветки, заглянул в испуганные глаза, шепча что-то успокаивающее, потянул под косые струи воды и блестящие сполохи.

-Дуняша, не бойся, это только на вид страшно. До мельницы - рукой подать. А под дубом нельзя стоять - убьёт!

Ливень хлестал по спине, словно розгами. Промокшая Дуняша визжала от страха, пугая Ивашку больше, чем громовые раскаты, а он бежал, держа в своей руке ее узкую ладошку, и был счастлив, как может быть счастлив тот, кому выпадает удача - схватить за хвост птицу счастья и держать её что есть мочи даже при таких пугающих обстоятельствах.

Гроза оборвалась разом, как и началась, когда подросткам оставалось до крепостных стен рукой подать. Они оба отдышались, Дуняша выдернула руку из ваниной пятерни, откинула со лба мокрую прядь и рассмеялась так же весело, как у монастырского скриптория.

-Боженьки, как же я напугалась, - охнула она и, посмотрев снизу вверх, чуть слышно игриво добавила, - спасибо тебе, я бы одна ни в жисть не решилась из-под дуба выбежать…

-А братья?

-Они первыми удрали. Я с корзинками завозилась, бросать не хотела. А потом как вдарит, ажно земля из-под ног ушла…

Ивашка стоял, глупо улыбался, а она наклонила голову набок, разглядывая его, как в первый раз, потом, неожиданно привстав на цыпочки, потянулась, чмокнула в щёку и шепнула: “А ты смелый! Поможешь мне корзинки найти, как обсохнем?”.

У парня перехватило дыхание, а Дуняша, дразня ямочками на щеках, ткнула острым кулачком в бок: “Ну что встал колом? Замерзнем же!” - и припустила к воротам, не оглядываясь…

Крепость монастырская встретила подростков тревожной, непонятной беготнёй. Все вели себя, как на пожаре, однако нигде ничего не горело, поэтому вид суетящихся, сосредоточенных людей настораживал. Прямо у ворот стоял наставник Ивашки Митяй Малой. Сердце мальчика сжалось, но учитель, всегда строгий и безжалостный при нарушении дисциплины, не сказал послушнику ни слова, лишь слегка скользнул по нему потухшими глазами и продолжил напряженно вглядываться вдаль - туда, где тёрся о монастырскую слободу переяславский тракт.