Поль Мартан и Орден Вифлеемской звезды - страница 8




Как бы из другого мира донёсся телефонный звонок. Клодин не сразу могла понять, где она находится. Другая реальность, в которой она только что пребывала, не сразу отпустила её, она всё еще чувствовала тепло объятия Святого Николая. Но звонок телефонного аппарата не умолкал. Не открывая глаз, она сняла трубку и поднесла к уху.

– Мадам Клодин Руж? – Неизвестный господин, судя по уверенному голосу, обладал правом задавать вопросы. – Это комиссар Жорж Доминик, городская криминальная полиция.

– Почему вы мне звоните? Что-то случилось с моим сыном?

– Сейчас я не могу вам сказать ничего определённого. Прошу вас прибыть к нам как можно быстрее.


– Что с Жюльеном? – сдерживая крик, переспросила она.

– Как скоро вы сможете быть у нас в комиссариате? – снова уклонился от ответа полицейский.

– Немедленно выезжаю, – дрогнувшим голосом ответила она, – вот только вызову такси…

– Прошу меня простить, но такси с утра найти нелегко, поэтому я распорядился, чтобы за вами прислали служебную машину. Она ждёт вас у подъезда. За рулём мой помощник, он проводит вас ко мне.

Комиссар Жорж Доминик

– Войдите! – послышался из-за двери твёрдый командный голос.

Мадам Клодин вошла в кабинет. Ей навстречу резко встал из-за стола человек с зачёсанными назад тёмно-русыми волосами, в которых серебрились проблески седины. Он протянул посетительнице руку и представился:

– Комиссар Жорж Доминик.

Усадив её на стул, вернулся на своё место и сказал:

– Не буду утомлять вас формальностями, мадам. Сегодня ночью в вашей квартире было совершено убийство.

– Жюльен, мой мальчик!.. – Клодин закрыла лицо двумя руками. Перед её глазами предстала улыбка сына, кроткая радостная улыбка.

– Почему вы сразу решили, что речь идёт о вашем сыне? – строго спросил комиссар. Он перебрал несколько фотографий из папки, в которой лежали снимки с места преступления, выбрал ту, где рана была не видна, и положил на стол перед несчастной женщиной: – Это он?

Она, всё ещё надеясь, что на фотографии изображён кто-то другой, поднесла её к глазам… Лицо Жюльена… Та самая улыбка…

Несчастная мать разрыдалась. Комиссар понимал, что успокоить её будет нелегко, и терпеливо ждал, пока пройдёт первая реакция на трагическую весть.

– Вам приходилось терять самого близкого человека? – вдруг неожиданно сквозь слёзы спросила она комиссара.

– Конечно, мадам, моё горе не идёт ни в какое сравнение с вашим, но однажды я потерял своего самого близкого друга. Когда-то, ещё будучи детьми, мы решили, что вырастем и посвятим жизнь борьбе с преступниками. И вот уже много лет его нет. – Он бросил взгляд на висевшую на боковой стене фотографию, где они были сняты вдвоём – сидящими рядом на разбитой колонне у водоёма в парке Монсо.

– А семья у вас есть? – вдруг почему-то спросила она.

– Нет. С моей работой какая может быть семья?

Иногда чужое горе служит нам утешением от собственных невзгод.

Сознание того, что кому-то, возможно, ещё хуже чем тебе, иногда помогает сочувствующему сердцу отвлечься от своей беды.

Комиссар подал женщине стакан воды со словами:

– Выпейте, мадам.

Его слова прозвучали так спокойно, что стали для неё как бы точкой опоры, чтобы не провалиться на самое дно горя. Когда комиссар убедился, что мадам Руж взяла себя в руки, он сел на своё место и молча стал ждать, когда она сама заговорит.

– Наверно, то, что я сейчас скажу, может показаться вам странным… – начала она и замолчала, глядя прямо в глаза собеседнику. Причём это был уже не взгляд потрясённой горем матери, а испытующий взор профессора, решающего, стоит ли говорить с этим человеком, стоит ли доверить ему важные сведения.