Полдень древних. Гандхарв - страница 3



Хотя злиться не нее особо нечего. Рано или поздно это должно было случиться. Только понаехавшая публика его сталкерскую натуру возмущала. Камлают тут, а надо изучать. Институт научный строить и за все как следует браться. Миша был человек старой закалки и науку уважал. А вот сектантов не терпел на дух. Во-первых – народ мутный, во-вторых – заработки отбирают. Водить-то к дырам водят, а того не знают, что жизнью всех этих заезжих дураков рискуют. И грязи от них много. А виноват-то, получается, он.

Впрочем, дело не в этом. Помимо человеческой воли живет такая земля. И сама решает, когда пришел срок себя открыть. И катится с того момента весь этот снежный ком, накручивая на себя все новые жизни и обстоятельства. И самое большее, что могут сделать люди – посторониться, чтобы не попасть под эту тяжесть…

Как часто бывает в российской глубинке, какая-нибудь вновь открытая и, более или менее, раскрученная аномальная зона неизбежно притягивает к себе соответствующую публику. Сперва экстрасенсы и искатели приключений всех мастей формируют почву. Потом на этом прорастают сектанты. Обычно безобидные. Какие-нибудь космоэнергеты. Потом приходят звери посерьезней, и начинают делать бизнес. Часто криминальный. Сплавляют сюда отработанный материал. Потерявших квартиры, имущество и семьи ради просветления. И все это на фоне курортного рая, экзотических туров, санаторий, наподобии маришкиной. Зона до поры терпит… Предел наступает с приходом военных, когда аномалия начинает сопротивляться. Появляется колючая проволока, КПП, цензура, какие-нибудь правдоискатели, которых расстреливают на подступах. Все маркируется как Пермь 001 и стирается с карт.

Но до этого было далеко, даже, может, и не в его, мишкиной, жизни. Карасево находилось в стадии не критической. Была это эпоха космоэнергетов, к которым неожиданно и напористо присоединились пермские родноверы. И пошли мелькать вышитыми рубахами да голыми боками по местным перелескам.

Особенно тяжело приходилось летом, ближе к августу, когда редели комары. Начинался сезон фестивалей. Кого сюда только не заносило! Но особенно возмущали ряженные. Мишка их побаивался и называл «благие». То есть буйно помешанные, умом тронутые даже не чуть-чуть. Навешивать на себя древние железяки и мечами махать! Сталина на них нет.

Более или менее принималась историческая реконструкция. Хотят попробовать, как оно предкам приходилось – добро! Но вот, косплей Миша не терпел категорически. Эльфы там всякие с ушами, оголтелые девицы в венках из сена – не захочешь – перекрестишься. Его крестьянская натура сопротивлялась иррациональному. «Это, вот, – говорил он, – как мыша из бронзы лить и на городской площади показывать. Сколько вреда от него. А им – «красивый, любоваться хотим…»


Глам. Мета первая


Приходят такие раз в тысячу лет… Говорят… И было это «говорят» из детства, из легенд, что так сладко слушать вечерами, чувствуя рядом бока друзей. Сколько бы не прожил – не забывается. Даже если давно перевалило за вековую грань…

Жизнь человеческая коротка. Слишком коротка, чтобы понять и смириться. И позабыть, отодвинуть в тень себя юного… Похоронить это безумие весны, когда каждый ее приход кажется началом новой жизни, невиданной, не людской, ярче и стремительней, чем скованный обычаями, полный бесплодного ожидания, человеческий век.

Неизвестно сколько испытаний надо пройти, чтобы равнодушно встречать этот свежий ветер и не стыдиться… Не стыдиться себя, уже седого, не умеющего сдержать рвущееся из груди сердце.