– А ну ша, желтуха!
Все застыли на месте. Ослушаться Угрюмого никто не решался, поскольку он пользовался авторитетом не только у Пономаря, но и в воровской среде города, и, по сути, являлся настоящим главарем банды. Пономарь слушал его указания и советы, коим внимал еще во время отбывания первого тюремного срока, будучи под его рукой. Под его рукой он оставался и сейчас, и эту твердую и жестокую руку он чувствовал постоянно, несмотря на то что Угрюмый посещал их «малину» не часто.
Никто не видел, как и когда Угрюмый вошел, и он был не один. Рядом с ним стоял крепкий мужчина среднего роста и среднего возраста в черной каракулевой кубанке и потертой коричневой кожаной тужурке. Его кошачий разрез глаз и скуластое лицо было Вячеславу знакомо. Знал он и то, что кличут гостя Калмыком. Он уже приходил однажды в дом к Тоньке вместе с Угрюмым, когда там был Скворцовский. Угрюмый снял мышастого цвета кепку с коротким козырьком, пригладил седоватый ежик волос, перекрестился на иконы в красном углу. Окинув вех присутствующих недобрым взглядом из-под нахмуренных густых бровей, грозно сказал:
– Убрать перья, бакланы!
Поединщики подчинились. Угрюмый сдернул с шеи светло-серый вязаный шарф, под которым скрывался ворот белой косоворотки, бешено вращая зрачками, произнес:
– Вы что же это, стервецы-поганцы, удумали? Нам завтра на дело идти, а вы бузу затеяли! Поведайте мне, Пономарь, и ты, Скворец, как на исповеди, из-за чего заваруха в шобле?
Выслушав обоих, Угрюмый выдержал паузу, затем изрек:
– Срисуйте все до гробовой доски, что у нас есть закон и порядок. Наш воровской. На том и стоим. Кто его нарушит, тот будет наказан. Тебе, Пономарь, за то, что не сумел этот порядок у себя в хороводе удержать, есть что предъявить. Получается, мил человек, забыл ты, что из-за порезанного тобой у кабака фраера ненужный кипиш случился, и двух воров из-за твоего гоп-стопа замели при шмоне. Ты знаешь, что бы с тобой было, если бы не я. – Пытливый взгляд бывалого вора упал на Вячеслава. – И тебя, Скворец, за то, что ты по своей щенячьей глупости супротив вожака пошел, надо бы к ответу всей хеврой привлечь, но на первый раз будет тебе прощение. Живи, желторотый. Думаю, что из тебя толк получится. Помню, как ты, будучи лощенком, ловко бабки, бимберы и карточки у честных советских граждан из карманов выуживал. Таких щипачей, как ты, поискать надо. Грабки у тебя золотые. Такой талант не каждому дается. И раз уж ты сызнова на воровской путь встал, надо тебе щипачом, как и прежде, оставаться, тогда можешь подняться высоко. Запомни – каков вор, таков ему и почет. Скокарям и домушникам порысачить надо, выпасти верную хату, чтобы не спалиться, а ты щипать каждый божий день можешь. Я ведь и сам в прошлом ширмачил. А вот то, что устроился ишачить на заводе, это неправильно, но если это нужно для дела и чтобы легавых запутать, тогда пока вкалывай, к тому же у меня на заводе интерес имеется. Можем мы вскоре там одно дельце провернуть. И мне приходилось малый срок изображать работягу, когда это надо было. Вон Калмык тоже баранку не просто так крутит, от него мне стало известно, что в магазин на Советской улице завезли товар, за то с вами потолковать пришел. Садитесь, молодцы-удальцы, ночные дельцы, покумекаем малость, как ладно дело обстряпать, на которое вас фаловать хочу.
Пономарь и Скворец расступились, давая Угрюмому и Калмыку пройти к столу, на котором стояла выпивка и закуска. Угрюмый повернулся к Тоньке.
