– Ты куда, гнида, грабки тянешь поперед всех?
Муха испуганно выпучил глаза на главаря, хотел что-то сказать в оправдание, но Пономарь вскочил и, выбив из-под него ногой табурет, схватил за волосы.
За Муху попыталась вступиться Тонька:
– Гриша, да оставь ты сопляка, у него голова, как барабан пустая, потому и не знает, что делает.
– Сейчас узнает, – Пономарь занес кулак для удара.
Голос Скворцовского его остановил. Встав у Пономаря за спиной, он твердо бросил:
– Не тронь его! Он мне как братишка, а за братишку я…
Пономарь отпихнул Мишку, резко обернулся, скривил в ухмылке тонкие губы.
– Что ты собрался мне сделать за этого сопляка?! Ты на кого чирикаешь, Скворец! Может, ты на мое место метишь?! Да я тебе! – Он схватил со стола нож, пошел на Вячеслава. Скворцовский выставил руки перед собой, собираясь защищаться. С лавки у окна привстал готовый прийти главарю на помощь Володька Косой. Он уже достал из кармана кастет, но Пономарь бросил на него короткий взгляд: «Не надо, сам справлюсь». К Григорию бросилась Тонька:
– Вы чего это удумали! В моем доме поножовщину устраивать!
Пономарь, не спуская глаз с Вячеслава, ударил Песню локтем в грудь.
– Уйди, курва!
Она ойкнула, запнулась об резную ножку табурета, упала рядом со шкафом, затихла, испуганно наблюдая за происходящим.
Пономарь идти на мировую не думал, сделал обманное движение ножом, показывая, что собирается бить в лицо, а сам ударил ногой в живот. Вячеслава отбросило назад. Секунда, и Пономарь прижал его к стене, приставив лезвие ножа к горлу, как делал это, когда грабили мордастого посетителя ресторана, но это стало его ошибкой. Скворцовский не зря имел авторитет среди обитателей интерната, Вячеслав добыл его не только непреклонным характером, трудолюбием и справедливым отношением к другим, но и умением постоять за себя и за друзей, что часто подтверждал кулаками, а поскольку он имел тягу к изучению приемам борьбы и бокса, это ему удавалось очень даже неплохо. Кое-чему он научился в частых уличных драках и во время пребывания в исправительной колонии…
Резким движением он ухватил вооруженную ножом руку Пономаря и вывернул ее, заводя за спину, заставляя противника согнуться и выронить нож.
– Ах ты сучонок! Не иначе у легавых научился руки заламывать! Ты у меня своей юшкой весь пол зальешь! – прохрипел главарь.
– Лишка двигаешь, Пономарь. Я с легавыми в своре не бегал, а они за мной побегали немало, покуда в колонию не упекли.
– Отпусти, сучий потрох, я тебя на лоскутья порву! – взвыл в ярости Пономарь.
В отличие от Григория Вячеслав говорил спокойно, сохраняя самообладание:
– Отпущу, когда успокоишься. Я на твое место не мечу, но и Муху в обиду не дам. Он мне как родной, я его защищать поклялся и от клятвы своей не отступлюсь. – Скворцовский носком ботинка отбросил нож в сторону шкафа, где сидела испуганная Тонька, отпустил руку противника, отошел на безопасное расстояние.
Пономарь понял, что теперь его авторитет в банде пошатнулся, надо было немедля и во что бы то ни стало восстанавливать уважение, а оборзевшего Скворца сажать на перо. Он выхватил из кармана перочинный ножик и, перекидывая его из руки в руку, снова пошел на Вячеслава. Обутая в сапог нога Гришки пнула табурет, который отлетел и с грохотом ударился об ножку стола. Скворцовский взгляда от противника не оторвал, он прекрасно знал приемы хулиганской драки, знал, как отвлечь внимание противника и неожиданно ударить, поэтому на уловку Гришки Пономаря не поддался. Он учился быстро и воспользовался приемом, примененным перед этим Пономарем. Теперь он сам сделал обманное движение рукой и ударил ногой в живот напирающего на него Гришку, а затем схватил опрокинутый Тонькой Песней табурет за ножку, собираясь обрушить его на голову противника. Пономарь увернулся, отскочил в сторону. Это дало Вячеславу возможность подобрать выроненный прежде Гришкой нож. Отбросив табурет, Скворцовский встал в боевую стойку. То же сделал и Пономарь. Оба готовы были снова броситься друг на друга, но хриплый крик Угрюмого предотвратил схватку нож на нож:
