Ого! Сегодня начинаем с единичек и (о боги, боги мои) топ открываю не я! Даже немного грустно… Ладно-ладно, без нас пока ни один достойный шабаш не обходился. В чудеса мне еще верится, а вот в «тройки» с первого раза – увольте..!
Стасенков медленно поднимает голову, потягивается, привычно оценивает обстановку, понимает, что Барс загорает где-то в тропических джунглях и охотиться в холодной Москве не планирует, лениво протягивает:
– Опяяять… ну я перепишу, господи ты боже… сколько можно, вы же знаете, я не исправлюсь и…
– И не опять, а снова!
Из горла Стасенкова выползают странные звуки и вздохами египетской Клеопатры, уставшей от назойливого внимания поклонников, расползаются по парте. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона, – думаю я. – Молилась – не молилась – сегодня пронесет… Во всяком случае, должно.»
– Нет! Ты не понимаешь, Стасенков! Как бы тебе сказать, твои «понты»…
Как грели душу и ласкали слух эти до боли родные сцены. Барс орет, класс шумит, значит, все пока стабильно, а стабильность – это хорошо, это значит: все у нас в порядке. В порядке вещей отсутствие адекватности и воззвания к ней, перекрикивания и гам, недовольство учителей в соседних кабинетах. У Барса никогда не было тихо. Даже на контрольных. Вот что мне нравилось с самого начала.
Однако, гражданин-товарищ-читатель, если вы думаете, будто никто не боялся Николая Васильевича с первого же дня – вы ошибаетесь. После входной контрольной я узнала достаточное количество новых афоризмов и метафор и, глубоко впечатлившись разговорными изысками Барса, пришла к выводу: хотя учеба в мои планы и не входит, чтобы там не вещал этот дяденька в синенькой безрукавочке, и он определенно меня пугает, но скучно не будет.
Сразу же оговорюсь, осознание, что Барс не столько действительно сердится, сколько любит поговорить, приходило долго, и поначалу я искренне считала, что обещания «уронить на нас плиту», «прикопать всех в одну братскую могилу» и умертвить прочими интересными способами, – не то чтобы, план действий, но некий душевный позыв, и с непривычки, честно зарывала голову в песок, притворяясь страусом.
Ругался Барс долго. Часы уходили на то, чтобы он мог выговориться насчет каждого из нас по отдельности. Но я забегаю вперед. Вернемся к тому, на чем остановились, а именно в начало девятого класса, ко второму уроку алгебры.
Перемена. Барс мирно дремлет на своем посту, изредка постукивая хвостом по полу. Оценки не сообщает, эмоций не выражает. На вопрос: «Вы проверили?» отвечает: «Проверил.» Большего из него не вытянешь. Стало быть, на уроке все и скажет. Я к тому времени уже прочно прилепилась к Алисе и всегда сидела с ней за одной партой. Вот и теперь мы, как настоящий дружеский дуэт неисправимой отличницы и ее придатка, устроились перед самым носом Николая Васильевича и, должно быть, о чем-то болтали, когда прозвенел звонок.
Барс медленно поднялся со стула, подошел ко входу в класс и закрыл дверь. Пути к отступлению были отрублены, но тогда я этого еще не понимала. Хорошо, что открытые окна не привлекли моего внимания, не то, кто знает, быть может, я бы попыталась эвакуироваться вне очереди.
– Ну что, граждане. Начнем мы с худших. Итак, ноль с минусом…
В голове болезненно щелкнуло: «Это вообще что? Это вообще как? Оценки ниже двойки не бывает…» Бывает.
– Такс, где у нас Куликова Варечка?
Ну вот и чудненько, ну вот и познакомимся…
