Их окликнули.
Синтаро повернулся. Перед ним стоял человек невысокого роста, плотный, с высохшим жилистым лицом, одет он был в серую вытертую шинель, сапоги, меховую серую шапку, и сам, казалось, холода не замечал. Он подошёл к охраннику, и что-то спросил. Тот кивком показал на Синтаро и его друга.
– Ты чтоль будешь японский шпион? Вас, кажись, двое должно быть? Этот тоже? Фамилия? Или ты не понимаешь по-русски? Как зовут-то? Сообразил? – человек пристально посмотрел на друзей в ожидании ответа на свой вопрос.
– Идзима, – назвался Синтаро, – Синтаро Идзима.
– В наш отряд направлены оба. Я командир шестого отряда Зверьков. Оба следуйте за мной. Пошли, пошли. Или до ночи стоять собрались, сопли морозить? Шагом марш!
Лагерь, куда привезли их, был одним из последних в веренице лагерей, что расположились вдоль бухты Врангель. Вся территория бухты была усеяна лагерями. На территории одних находились цеха по производству кирпича, другие специализировались на дорожных работах. В одной из небольших соседних бухточек за перевалом стояли скотобойни, там тоже работали заключённые. Всюду, куда уходил взгляд Синтаро, пока они ехали из Находки, маячили вышки с часовыми и колючая проволока. Их лагерь занимался заготовкой леса, а так же производством деревянных изделий. Барак, куда их привели, снаружи казался низким, с едва выделяющейся покатой крышей. Внутри он был тёмным и длинным, в двух местах его на опорных столбах, поддерживающих крышу, висели светильники; небольшие зарешёченные окна почти под самым потолком были покрыты белой изморозью, в полуметре от стен тянулись длинные ряды двухуровневых нар, между ними проход, выстеленный грубо обработанными досками, вышарканными добела. Над входом, прямо над головой, висели на стене два больших мужских портрета. В глубине барака толпились люди, закрывая собой железную бочку, от которой в крышу тянулась красная от жара железная труба. Это была печка, которой отапливался барак. Ещё одну железную печку они увидели в кабинете у Зверькова, где тот сидя за обшарпанным столом, заполнял какие-то бумаги, и после дал им в них расписаться. Синтаро долго не мог понять, что от него хотят, но потом поставил в нужном месте иероглифы своей фамилии, чем немало удивил Зверькова. Переминаясь с ноги на ногу, и поглядывая на своего друга, Синтаро в то же время изучал кабинет командира отряда. Его внимание привлёк стол, вернее шахматная доска с расставленными фигурами, рядом с доской алюминиевая кружка и пепельница в виде человеческого черепа. Над столом висела электрическая лампочка, тускло освещающая комнату, в углу одностворчатый шкаф. Рядом со шкафом невысокий железный сейф и кровать вблизи той самой печки, труба от которой тянулась не в потолок, а в форточку окна, где вместо стекла была вставлена жестяная перегородка. На печке шипел чёрный от копоти чайник. Стены комнаты были серыми, увешанными пожелтевшими плакатами. Единственным ярким пятном кабинета был портрет человека с красивыми усами. Поймав заинтересованный взгляд новеньких, Зверьков важно произнёс, делая жест указательным пальцем в сторону портрета: – Это товарищ Сталин. – Закончив с формальностями, Зверьков крикнул в полуоткрытую дверь: – Дежурный, старосту отряда ко мне, живо. – Потом он налил в кружку из чайника, и, не спрашивая, сунул в руки Синтаро. – Согрейтесь, пей, не отравишься. Не обожгись тока, смотри кипяток. Но тебе в самый раз согреться.
