…«Поле для баранов!» – захрипело в груди Егора ощущение уже не подвластного ему, холодного осуждения всего-всего, что к нему прикасалось, даже горячим и мягким. Взгляд увяз в когда-то пахотной земле – ах, какая же богатая страна: здесь чернозём, редчайший, а откуда пришёл – глина и суглинок, да только в ушах по-прежнему стрекотали и гремели выстрелы и боя у моста, и настоящей трагедии в изгибах улицы Ручейная, и великовозрастной дурости командиров «укров», превратившая его родной рабочий посёлок в руины.
Оплавленный и оттого светло-коричневый танк «сепаров», сожжённый три года тому назад, своими закрытыми люками мучил его, христианина, тем, что в этой бронированной душе коллективного сумасшествия украинцев, с обеих сторон, покоятся ещё до сих пор если не тела, то прах четырёх земных людей, соотечественников. Потому что мёртвые воины на небесах – это стражи у ворот Ада и Рая. Читал об этом. И тут же вспомнил: «мировоззренческая шизофрения». «Наверное» – примчалось следом, – «…в статье того, кто дал своё определение массовому безумию украинцев». И там же: «Война, если отдельно даже, и безумие, если тоже в качестве состояния от не осознаваемого побуждения, что …это же война (!) и что..это же сходить с ума (!), приведут мозги в порядок нескоро!».
Припомнив, что как-то прочитал и запомнил, Егор вроде и ответил сам себе, почему до сих пор «сепары» не договорились с «украми» о захоронении танкистов. Удержала за плечи и не лишняя по переживаемым временам осторожность – пройти к танку и открыть командирский люк, а он это сделает и без ключа, – что его могут подстрелить с обеих сторон. Или «снимет» с башни чей-то снайпер. Потому он прятал себя за разросшимся густым и колючим кустом шиповника. Рисковал тоже, но решил для себя – ещё этим летом, точно, проберётся всё же к сожжённому танку и откроет люки, чтобы хотя бы души заживо сгоревших отлетели в мир иной. Да и в отличие от «сепаров», видно посчитавших, что хоронить некого потому, что нечего, Егор так не думал.
Не меньше, однако по другой причине, его интересовал и танк «укров», с перебитой гусеницей. Понятно, что списали на металлолом – попробуй забери!.. А он ведь только подбитый и сделал лишь единственный выстрел. То есть, в который уже раз уединённо размышлял Егор, боекомплект цел, а двигатель просто заглушен. И баки полные, должны быть. …Когда убедиться в своих выводах и предположениях?
С этим вопросом к самому себе бывший танкист, но специалист по вождению и мастер ведения огня из такого же самого «Т-62М» (модернизированный), продолжая прятаться за исколовшим его кустом и не порадовавшим в этом году душистыми светло-розовыми цветками, разглядывал страстными и будто совиными глазами полосу густо растущей акаций. Поле примыкало к лесопосадке своим местами позеленевшим от сорной травы краем; заканчивалась эта широкая полоса у дороги, а начиналась недалёко от Ручейного, в стороне. В неё – Егор хорошо запомнил – как раз от посёлка, и въехал «дуэлянт» от «сепаров», а она ведь была заминирована?! И две диверсионно-разведовательные группы там же и полегли. Только и того, что подорвались в разных местах. И то же самое с погребением: нечего хоронить?! Хотя, понятно – страшно и опасно. Снайпер «сепаров» простреливает эту местность регулярно, даже зайцам туда нет ходу.
С той самой поры, боя у моста и танковой дуэли, Егора не покидала требовательная мысль, а как танк, взять лишь шесть метров его длины и три ширины, нырнул в чертополох акаций и только его видели?! А ведь не показалось ему тогда, после того, как в поле танкисты разошлись миром. Хотя, конечно, было далековато, чтобы утверждать такое беспрекословно. И всё же «сепарский» танк, вернувшись после боя грунтовкой, у лесопосадки как будто испарился. Потому страстность знать это наверняка, как это ему удалось, и зажгла глаза Егору пристальным вниманием к ней. И не только сейчас. А ещё его не пугала дотошность установить место прохода, так как и на подбитый танк, и на проход в лесополосе у него намечались собственные планы. Таить их не было от кого – Ручейный, что называется, вымер при живых. И тех, в том числе, кто остались как и сам Егор. Четверо с ним. И они тоже вместе с полем, разваленным посёлком и рекой с того первого и по-настоящему чуть ли не такового сражения в округе стали и буферной зоной, и линией разграничения воюющих каждый за своё. И не одна и та же кровь – славянская, и не одна и та же вера – православная, и не одна Родина для всех – Украина, не уняли ни одних, ни других. …Четвёртое военное лето – детям войны по четыре года уже, а мировоззренческое сумасшествие «крокує країною і далі».
