Политэкономия войны. Как Америка стала мировым лидером - страница 43

«В связи с 13-й годовщиной [Октябрьской] революции «Нью-Йорк телеграмм» (и остальные 20 газет Скриппс-Говарда…) иронизирует над американским правительством, которое еще не успело «открыть официально, что старая Россия мертва, похоронена и забыта. Госдепартамент все еще включает в свой официальный дипломатический лист иностранных представителей в Вашингтоне агента русского правительства, прекратившего свое существование 13 лет тому назад». Дальше передовица хвалит книгу Луи Фишера, дающую сведения об интервенции, в частности американской в Советской России. С каждым годом Россия крепла как нация и как мировая держава… Факт, что русские покупки в 145 000 000 долл. в прошлом году были одним из немногих спасающих теперешнее положение факторов в атмосфере депрессии. Факт, что Россия не вмешивалась в наши внутренние дела. Факт, что Россия является единственной большой страной, предложившей действительное международное разоружение. Нравится ли нам правительство или нет, оно существует. Нам приходится жить с ним в одном и том же мире. Когда-нибудь мы признаем Советскую Россию. Но если мы будем ждать слишком долго, мы вызовем лишь отвращение, которое пробудит ее перенести свою ценную торговлю из переживающей депрессию страны в Великобританию и Германию»[347].

Известный по Днепросрою инженер Купер утверждал: «Единственное препятствие, которое до сих пор выдвигается в Америке на пути признания, является проклятый Коминтерн, но я надеюсь, что президентские выборы покажут ничтожество американской компартии и ее кандидаты… провалятся с треском; тогда американское общественное мнение успокоится и можно будет начать серьезно подготовлять почву для признания… русские как в Амторге[348], так и в других организациях в Америке вели себя за последнее время совершенно безупречно и их деятельность не вызывала никаких раздражений или досады в американских официальных кругах. Никто из них не может быть заподозрен, что они участвовали в какой-нибудь политической компании или поддерживали связь с американскими коммунистами…»[349].

Успех первой пятилетки делал СССР более независимым в политическом плане, что не осталось не замеченным американскими сенаторами и нашло отражение в их беседе с советским дипломатом: «По словам Ш. Эдди, в настоящее время СССР кажется менее заинтересованным в признании, чем несколько лет тому назад. Тов. Карахан ответил, что теперь СССР ставит вопрос не о признании, а о восстановлении нормальных сношений. Ранее мы меньше верили в свои силы, и признание казалось нам весьма важным. Теперь мы видим, что можем справиться без, скажем, иностранных займов. Но благодаря наличию торговли мы заинтересованы в нормальных сношениях…»[350].

В самих США экономическая ситуация продолжала ухудшаться, а вместе с тем менялись и политические настроения. В конце 1932 г. корреспондент «Юнайтед пресс» Ф. Ку отмечал весьма симптоматические сдвиги: «Все охвачены одним определенным чувством – «Что-то гнило в датском королевстве», что-то неладно в нынешней капиталистической системе, но что именно неладно – подавляющее большинство американцев не понимает. Отсюда общее беспокойство и тревога, сомнение в правильности существующего и большая восприимчивость ко всему новому, в частности к «большевистскому опыту», указывающему выход из нынешнего кризиса»[351].

Постепенно начиналась ощущаться и другая угроза – угроза новой войны. И сенатор Бора снова поднял вопрос о признании СССР. В своем стейтменте осенью 1932 г. он говорил: «Мы заключаем мирные пакты, мы проповедуем разоружение, мы хотели бы иметь всеобщий мир, но мы исключаем из своих обсуждений и планов, отстраняем из своего круга и исключаем из нашей великолепной схемы лучшего мира одну шестую земного шара и 160 миллионов людей», «