…В ту памятную пятницу Костенко засиделся в библиотеке до позднего вечера, разбираясь с понятием «акция». Сделать работяг хозяевами заводов, завязать качество труда с заработком, ввести закон о помощи по безработице – повышение производительности труда всегда связано с уменьшением числа работающих за счет новой техники, – представил себе ярость консерваторов («мое поколение – все как один консерваторы») и журнал закрыл. Снова уперся рогом в те термины, которые вбили в него за тридцать пять лет работы.
На улице дождило, грусть была в городе, в людях, что стояли возле автобусной остановки, в бутафорских витринах магазинов, да и в самом небе, низком и сером.
– Товарищ Костенко, – услышал он за спиной вальяжный, красивый голос, – извините меня, я б вас подвез домой, а по пути посоветовался бы.
Костенко обернулся: рядом с ним стоял невысокий мужчина в скромном сером костюме, серой шерстяной водолазке, только туфли из лайковой кожи, с медными пряжками, видно, очень дорогие.
– С кем имею честь?
– Меня зовут Эмиль Валерьевич, фамилия Хренков, я из кооператива «Заря», вчера про нас была передача на телевидении, в шестнадцать сорок…
– А какое я имею отношение к кооперации?
– Что, считаете нас акулами капитализма?
– Не считаю. Откуда, кстати, вы меня знаете? Почему здесь ждете?
– Бдительность и страх – категории пересекаемые, товарищ Костенко, – заметил Хренков. – Простите, если что не так. Просто Ястреб мне сказал, что вы в этой библиотеке работаете, ну я и подъехал…
Ястреб торговал в киоске «Союзпечати», снабжал «Московскими новостями». Костенко сажал его дважды: домашние кражи, брал квартиры номенклатуры, называл себя «Робин Гудом, Народным мстителем». Воровать начал с голодухи, – отца расстреляли по «ленинградскому делу», мать спилась. Вернулся из лагеря с туберкулезом, пришел домой к Костенко, тот помог ему прописаться. Воры добро не забывают: завязал, получил киоск, сейчас живет кум королю…
– Что у вас? – спросил Костенко. – Говорите здесь.
– Не согласились бы пойти к нам работать? Помочь в борьбе с рэкетирами, очень трудно жить, товарищ Костенко.
– Частный сыск хотите создать?
– Что-то в этом роде… Я не смею унижать вас разговором об оплате, но, как понимаете, денег мы не пожалеем.
– Оставьте телефон, – сказал Костенко.
– Это несерьезно… Ваше министерство против частного сыска, зачем мне светиться? И так живем, как мишени…
– Тогда до свидания…
– Честь имею, – кивнул Хренков и пошел к «Волге», что стояла поодаль.
Когда он сел за руль и резко (слишком резко) взял с места, чтобы набрать скорость, проезжая мимо остановки, Костенко вгляделся в окно машины – лицо человека в темных очках, что устроился на заднем сиденье, показалось ему знакомым, и не просто знакомым, а очень его в свое время интересовавшим. Машинально взглянул на номер «Волги», запомнил. Назавтра заехал в ГАИ – машина принадлежала летчику международных линий Аэрофлота Полякову, в настоящее время находится в Латинской Америке, доверенности никому не оставлял. Ребята из УГРО проверили: «Волга» Полякова стояла запыленная на втором этаже кооперативного гаража возле памятника Гагарину. Вечером Костенко зашел в министерство.
– Слушайте, мужики, как бы мне посмотреть дело об убийстве Зои Федоровой?
Он просидел с папками до одиннадцати, надо бы Машуне позвонить. Впрочем, она привыкла, что он порою исчезал на неделю – работа. Набрал номер: «Маняш, я зашел к себе, в министерство… Хм… “К себе”? К ним, так точнее… Скоро буду. Как ты?» – и, не дожидаясь ответа, положил трубку.
