Читать онлайн Николай Бредихин - Полковник Вселенной. Интеллектуальный детектив

Автор и дизайнер обложки К. Н. Бредихин

© Николай Бредихин, 2019

ISBN 978-5-4490-0049-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«– Иисусе праведный, Агнец кроткий и добросердый, не устаю благодарить Тебя за то, что никогда в печалях, и заботах, и невзгодах моих не оставлял Ты меня Своим вниманием, остерегал от уловлений лукавого, спас от смерти тяжкой и неминуемой, продлив тем лета мои на земли. Яви же и ныне милость Свою и всесвятое Божье Свое благоволение: не вмени мне в вину, рабу Твоему грешному, несмышленому, что немощью тела угрызен днесь и исчервлен дух мой, что впадаю все чаще я в беспомощность и уныние, не устремляясь с прежними любовью, радостью и надеждой к испытаниям, посылаемым Тобой…»

Артемий с трудом приподнялся на постели, снял щепотью нагар со свечи. И вновь в колышущихся отсветах пламени увидел он совершенно отчётливо ту тень в углу.

«Должно, и вправду смерти поводырь за мною», – вздохнул он отрешённо, и как бы в ответ на его мысли тень шевельнулась и из темноты вдруг выступила фигура в чёрной рясе с остроконечным капюшоном – куколем.

– Ты Артемий, бывший игумен Троицкий? – спросил схимонах тихим, но отдававшимся гулко голосом.

– Да, это я.

– Следуй за мной!

Он подумал было, что ноги не удержат его, но всё тело его неожиданно налилось удивительной лёгкостью, он шёл, не чуя пола под собой.

«Укрепи меня в вере, Боже, рассей сомнения… – Губы ещё продолжали шептать исповедь-молитву, но раздумья уже перебивались недоумением: – Умер ли я или иду только к смерти? И почему монах, а не ангел со мной?»

Но монах шёл не оглядываясь, и, пройдя по двору, они вскоре очутились возле какого-то лаза, которого раньше Артемий здесь не замечал.

Ступеньки, спускавшиеся вниз, были крутые, выщербленные. Лёгкость исчезла, босые ноги искровянились. Артемий зябко поёжился: от каменных стен веяло холодом и сыростью.

Монах зажёг факел. Некоторое время они брели по колено в воде. Потом коридор начал суживаться и показалась впереди широкая, окованная железом дверь. Монах постучал три раза, дверь тотчас открылась.

Пошли кельи с узкими обрешеченными оконцами и массивными засовами со стороны коридора. «Монастырь, – догадался Артемий, – но что за монастырь?»

Откуда-то слышны уже были шум, громкие голоса. Довольно скоро Артемий и его проводник достигли большой залы. Густой смрад тотчас ударил в ноздри – повсюду видны были следы разнузданной, дикой оргии. Чёрные монашеские одеяния перемежались со скоморошескими колпаками и полуобнажёнными женскими телами.

Видимо, трапезничанием и бражничанием все были пресыщены, за столом восседала лишь одинокая сгорбленная фигура с надвинутым глубоко на лицо куколем.

Они приблизились, проводник грубо толкнул Артемия в спину, так, что тот распростёрся на полу.

Фигура зашевелилась.

«Царь!» – внезапно сверкнула в мыслях Артемия догадка.

Иоанн – а это и в самом деле был он – с шутовской издёвкой откинул капюшон с головы.

– Что, отче, не ожидал, что доведётся нам свидеться с тобой?

Артемий поднялся, отёр кровь с разбитой губы тыльной стороной ладони. Помолчав, нехотя пробормотал:

– Нет, царю, не ожидал.

– Вот и я про то, – довольно усмехнулся Грозный. – Сказывают, ты здесь очень переменился: смирен стал, благорассуден, защищаешь от люторов веру нашу православную. Правда ли это? Хотел собственными глазами убедиться.

– Я никогда и не отступал ни в чём от закона христианского, – уклончиво ответил Артемий, пожав плечами.

Грозный притворно вздохнул, покачал головой:

– Опять гордыня. Почто же осудил тогда тебя cвященный Собор? Безвинно? И не клеветал ты на заповеди Божьи, не покрывал отступников-еретиков?

– Вера моя, государь, во всём прежняя. Как когда-то писал тебе, так и сейчас повторю…

– Знаю, знаю, что скажешь, – Иоанн досадливо поморщился. – Кто по неведению впадёт в ошибку, тот не еретик, да еретиков и нет вовсе, есть просто души заблудшие, которые надо кротостью наставлять и молиться о них. Но до тебя уже вопрос решён этот Иосифом в «Просветителе»: не токмо ненавидеть «заблудших» сих подобает, но и проклинать – в заточение их посылать и казням лютым предавать. Да оно же и в Писании сказано: еретика или отступника оружием убить или молитвою едино есть.

– Завещано апостолом: подобает в вас и ересям быть. А учить, молить и запрещать следует Божьей, а не мучительской властью.

Иоанн побагровел, затрясся от гнева. Затем пересилил себя, улыбнулся приторно-вкрадчиво:

– Упрям, упрям ты, отче. А и в самом деле – как был, так и остался, узнаю своего духовника. Но зачем нам с тобой ссориться, я ведь за другим приехал. Хочу простить тебя. Той властью, что мне на земле дана, а на небе пусть Господь рассудит, на то Его воля. Можешь вернуться к себе за Волгу, беспокоить не стану. Ну а коли игуменствовать вновь надумаешь, обитель получишь. Как, аль не рад? – Он протянул руку для поцелуя.

Артемию ничего не оставалось как, опустившись на колени, со смиренным видом тронуть губами монаршию длань.

Грозный встал. Поднял, обнял старца, усадил рядом с собой. Долго смотрел на Троицкого испытующе.

– Но не только за этим я навестил тебя. Благословения твоего прошу. Иду на Псков. Ты, кажется, из тех мест родом? – Маска упала с лица царя, он распрямился и смотрел на отшатнувшегося в испуге Троицкого уже с неприкрытой насмешкой. – Что, аль не так?

Однако Артемий довольно быстро пришёл в себя, холодно пожал плечами:

– Всё так, государь, но ты ведь просил, и совсем недавно, благословения. Когда шёл на Новгород. Почему же ты думаешь, что я менее стойким окажусь в своих убеждениях, чем митрополит Филипп?

– Менее глупым! – вскричал Грозный уже в крайнем раздражении. – Вижу, быстро дошли до тебя подробности!

– Земля слухом полнится.

– Ну так должен и знать, как кончил Филипп!

Артемий кивнул.

– Что ж, я готов. Где Гришка Малюта? Или другому кому поручишь казнить меня?

Иоанн долго молчал, затем заговорил – рассудительно, серьёзно:

– Да, ты прав: что жизнь, что богатство и слава мира сего? Суета и тень. Блажен, кто смертью приобретает душевное спасение. Есть ли большее счастье для того, кто праведен и добродетелен, чем умереть от своего владыки и наследовать тем венец мученика? – Он вздохнул и развёл руками, не сумев на сей раз, однако, удержать едва заметный блеск в глазах. – Но должно быть верным слову, коли уж дал его. Оттого и прощаю: и гордыню твою, и дерзость, и бегство с Соловков. – Блеск прорвался в улыбку, царь обернулся к сгрудившимся вокруг него опричникам, внимательно наблюдавшим за ходом разговора. – И даже то… что посмел ты в одном исподнем явиться к своему государю! Посмотри на себя, ужель тебе не стыдно, старый пёс?

«Братия» с готовностью рассмеялась, но тут же посерьёзнела, увидев резко переменившееся выражение лица царя.

– Однако есть и другое: дошло до меня, что причастен ты к злочестию пименовскому – вероломному сговору новгородскому. – Голос Иоанна сорвался в гневе: – Берегись, коли так, отче, тут слово моё не действует – измены ни в ком не потерплю! Подумай ещё раз, хорошенько, не промахнись с ответом. Сказано: «Не мир я пришёл дать на землю, но меч и разделение». Не своей волей извергаю вон князя тьмы из новообретшихся Содома и Гоморры, в том промысел Божий, как же ты осмеливаешься идти поперёк него?

– Стар я, – устало вздохнул Артемий, – чтобы изменами тешиться, в злокозниях изощряться. Что до промысла Божьего… «Благословляют добрых на доброе» – ответ тебе дан Филиппом, от себя только одно могу добавить: Богу – Богово, а кесарю – кесарево, Бог есть любовь, а не ненависть, Бог – свет, а твои деяния от семиглавого зверя и отца его – князя тьмы. Опомнись, царю, Сын Человеческий приходил для спасения кающихся, а не превозносящихся, и каждый предстанет перед Его судом с тем, что содеял.

Иоанн скривился презрительной усмешкой, язвительно поднял брови, не в силах, однако, долее скрывать клокотавшую в нём ярость:

– Ты что же, угрожаешь мне возмездием Христовым на том свете?

Артемий промолчал, поняв, что переполнил чашу царёва терпения, однако Грозного уже было не остановить.

– Но зачем, скажи мне, Господу так долго ждать? Коли я столь перед Ним повинен, почему бы Ему здесь, сейчас и не покарать меня за то, что ты называешь «моими деяниями»?

Все умолкли в страхе, ожидая, по меньшей мере, грома небесного, однако ничего подобного не произошло.

Иоанн выдержал паузу, чтобы насладиться произведённым впечатлением, затем продолжил.

– Что до слов твоих, то выходит по ним: Господь царствует только на небесах, в аду – дьявол, на земле же властвуют люди? Но то не Христово, истинное разделение, се ересь манихейская! Тебе ли не знать: везде, везде Господня держава, и в этой, и в будущей жизни. Возмездие, суд! Да разве ж станет сатана карать людей? Наоборот – он их губит соблазнами. Караю я, моей рукой карает Господь! Но я вижу, ты лукавишь, старец. Может, надеешься вновь обмануть меня своим сладкоречием? Если так, умерь усилия – перед тобой уже не тот бесхитростный отрок, который внимал когда-то аки агнец каждому твоему слову и которому ты изуродовал душу. – Страдальческая гримаса несколько раз пробежала по лицу царя. – Много лет прошло, как поддался я твоим измышлениям, а свежа, свежа сия рана! Но настало время заживить её. Я давно ждал этого момента, так что приготовься, отче, наш спор будет долгим. И не окончен он будет до тех пор, пока кто-то из нас двоих, по разумению Божьему, не одержит в нём верх.

Он обернулся к своим приближённым и вдруг резко, пронзительно закричал. Несколько десятков голосов тут же подхватили его призыв.

«Гойда!» Чьи-то руки вцепились в Артемия и стремительно поволокли его из залы. Снаружи, за стенами монастыря, томилось в нетерпении несметное царёво воинство, ночь наполнена была бранью, хохотом, конским ржанием, пламенем факелов. Троицкому подвели гнедого низкорослого жеребца, косившего в сторону настороженным, пугливым взглядом. Едва успев ступить ногой в стремя, Артемий внезапно очутился наверху, судорожно сжал поводья.

«Гойда!» И сорвались с места, взбадривая лошадей плётками, разрывая тишину истошным ликованием, тряся притороченными к сёдлам собачьими головами и мётлами.

«Гойда! Грызть лиходеев, злочестие противу государя измышляющих, мести Московию!»

«Гойда! Грызть и мести, грызть и мести!»

Несколько раз Артемий, измученный бешеной скачкой, был близок к беспамятству. Следили за ним зорко – мгновенно подхватывали, когда он начинал сползать вниз, встряхивали как мешок, однако силы в конце концов совсем оставили старца, и он вдруг провалился в беспросветную тьму…

Очнулся он от мелодичного перезвона колоколов. Оглядевшись, с изумлением увидел себя сидящим на троне, с шутовской короной на голове и державным посохом в руке. Везде, где только можно было охватить взглядом, стояли перед ним люди, празднично одетые, с просветлёнными лицами, молча и терпеливо чего-то ожидая.

Недоумение Артемия, впрочем, тотчас рассеялось, когда он заметил примостившегося скромно в стороне царя. Грозный ухмыльнулся его догадке, встал, хлопнул в ладоши и торжественно провозгласил:

– Вы заклинали о милосердии? Вот вам судья, он вас рассудит! – и уселся обратно, всем видом показывая, что он здесь не более чем зритель.

– Нет! – Артемий рванулся с трона, однако стоявшие сзади опричники были начеку, удержали его. – Нет! Не делай этого! Бог тебе не простит!