А потом снова мучительная темнота, тошнота и боль.
Я мычу сквозь зубы, чувствуя как спину разъедает огнем. Мысленно отсчитываю свои последние секунды. Как вдруг раздается сильный шум и яркий свет ослепляет до острой боли в глазах, заставляя зажмуриться, закрыться дрожащими руками.
– Есть кто живой?! Эй!
Знакомый голос кричит откуда-то сверху.
Но мне уже так плохо, что я не могу проронить ни звука.
Горло и губы пересохли, во рту растекается противный металлический привкус крови.
Ксюшенька в страхе цепляется за меня, царапает крохотными ноготками. Глухо застонав, поднимаю голову и едва не задыхаюсь от сумасшедшего ужаса. Прямо на меня со всех сторон смотрят остекленевшие глаза мертвецов. В нос ударяет запах обгоревшей плоти. Настолько сильный, что живот сворачивает спазмами и перехватывает горло.
Меня резко хватают за плечи и рывком выдергивают из горящего фургона.
– Ты чего молчишь?! Дура! Жить надоело?!
Орет мне в лицо и трясет, как тряпичную куклу.
Глаза мужчины полны ярости.
Сам того не зная, он пальцами давит на обгоревшие участки кожи.
Больно.
Очень.
Бусинки пота выступают над моей губой, стекают по спине соленым водопадом.
Дрожу. Понимаю, что надо что-то сказать, попросить помощи, но не могу открыть рот. Ухожу в себя, снова и снова переживая увиденный ужас. Деревенею, словно... словно мне в кровь запустили смертельную дозу яда.
Если бы смертельную!
– Варя! Варя, твою ж дивизию! Ты меня слышишь?!
Но я продолжаю молчать.
Единственное, на что хватает сил - прижимать к груди маленькое плачущее тельце Ксении.
Мое золотце...
Что же теперь с нами будет?
***
– Варя, девочка моя!
Голос папы пробивается сквозь неутихающий гул в ушах.
Сердце в груди болезненно сжимается, перекрывая физическую боль от ожогов и ран.
И внутри меня будто что-то с треском ломается.
Я резко вскакиваю с места, поворачиваюсь и падаю в его надежные объятия.
– Папа... – издаю сдавленный стон и начинаю плакать.
Слезы льются из глаз бесконечным потоком, на папиной рубашке образуются темные разводы.
– Тише-тише, моя маленькая, – гладит по волосам, пытается успокоить. – Все хорошо, я рядом. Ну же, посмотри на меня.
Теплые пальцы нежно обхватывают меня за подбородок и заставляют поднять взгляд.
– Ты не ранена? С тобой все в порядке?
Несмотря на внешнее спокойствие его голос дрожит от напряжения. В глубоких серых глазах плещется тревога.
Медсестра за моей спиной возмущенно требует, чтобы я села в карету «скорой помощи» и позволила ей закончить осмотр.
Я же только сильнее вцепляюсь в отца. Кажется, что если отпущу его – умру. Если не от боли, то точно от страха.
Папа это понимает, поэтому спокойно просит женщину заняться другими раненными.
– Я сам все сделаю, – говорит он и, дождавшись, когда она выйдет, продолжает: – Скоро здесь будут наши военные. Я уже обо всем договорился - тебя вместе с остальными выжившими перевезут в Кабул. Там вы пробудете до тех пор, пока все не уладится...
Во рту пересыхает мгновенно. Мне хочется пить...
– А как же ты? Ты разве не поедешь со мной?
Он молчит. Проводит широкой ладонью по светлым с проседью волосам. Тяжело вздыхает. И бросает фразу, от которой я начинаю дрожать еще сильнее.
– Не могу. Меня не выпустят из страны.
Я открываю рот от изумления. От удивления. От неверия в происходящее.
Папа хмурится, словно читая мои мысли.
– Но почему?
– Правительство начало расследование по факту взрывов на шахте. Это был не несчастный случай. И террористы напали на нас не просто так. Их впустили в город. Специально.
