Неожиданно рядом раздался певучий, еще по-юношески звонкий голос Марианж:
– Ты совсем меня забыл, друг Эжен, – она говорила по-французски. – Я знаю все, что с тобой приключилось, и сама пришла тебя навестить. Как твои раны, рыцарь? Все еще болят? Сможешь погулять со мной?
– Спрашиваешь! – с энтузиазмом воскликнул Женька. Острым мужским взглядом он разглядел под легким платьем купальник. – Нырнем пару раз?
– Если тебе раны позволят.
– Не сидеть же сиднем. Лучше скажи, что в городе творится после землетрясения? Я ведь добросовестно проспал почти двое суток.
– Ничего… совсем ничего. Все спокойные, словно ничего не случилось. Властям виднее.
Женька схватился за голову: в ближайшее время может произойти несчастье, но никто не обращает внимания на предвестники надвигающейся беды. Впрочем, может быть, он сам принимает все слишком близко к сердцу? Ведь пока, кроме пары подземных толчков, ничего не произошло.
– Ты можешь говорить по-английски? – попросил Женька подругу. – У меня с французским как-то плохо, а с местным наречием и вовсе труба.
– Давай я лучше по-русски буду разговаривать? Мне нужна практика. А тут живой носитель! Ты будешь мне… споспешествовать?
Женька изумленно вылупился на Марианж:
– Откуда ты это взяла?
– У Гоголя. В «Мертвых душах»… Учитель посоветовал.
– Так ведь Гоголь жил в середине позапрошлого века! Сейчас никто так не говорит.
– Да? – огорчилась Марианж. – А как бы сказал ты?
– Просто: помоги мне, пожалуйста.
Марианж взяла Женьку за руку:
– Видишь, ты уже пользителен для меня…
– Полезен.
– Да, да! Полезен. Какой у вас сложный язык.
– А мне французский кажется тяжелым. Пятнадцать букв пишется, три произносятся. Ладно. Переоденусь – и купаться!
Женька оставил Марианж одну. Он быстро натянул плавки, легкую рубашку и шорты, и вернулся обратно, не забыв пляжный коврик.
– Я готов! Идем!
Поддерживая Марианж под руку, он спустился из сада к воде по узкой тропинке между выброшенными вулканом глыбами. Здесь хорошо поработал океан: вдоль берега тянулась полоса песка, отделенная от общественного городского пляжа крутой каменной грядой. Удобное место для того, чтобы отдохнуть в одиночестве от городской суеты.
Марианж без тени стеснения скинула платье и осталась в одном купальнике. Женька расстелил коврик и застыл, смущенно теребя пуговицу на рубашке.
– Ну, что же ты? – выкрикнула Марианж. – У вас все такие… стеснительные?
– У нас зимой минус двадцать. Голышом не походишь. Это здесь – натуральный рай. Тепло, море, воздух, как говорит мой папа.
С минуту Женька колебался, потом все же скинул шорты и рубашку.
– Ого, как тебя отделали! – воскликнула Марианж по-английски.
Она коснулась кончиками пальцев синяков на спине у Женьки и спросила по-русски:
– Очень больно?
– Терпимо. На мне все заживает, как на собаке! – не без бахвальства ответил он.
– Зачем вы сравниваете себя с собаками?
– Это просто такое устойчивое выражение. В английском тоже есть выражение «выглядит, как то, что кошка притащила». Но мне бы не пришло в голову сказать, что американцы сравнивают себя с кошками.
– Не пришло в голову… – проговорила Марианж. – Интересное выражение. Извини, я не хотела тебя обидеть.
– Да ладно. Пойдем лучше нырнем поглубже. Я тебе кое-что покажу.
Женька бросился в океан, в теплую как парное молоко, соленую воду. Раны защипало, но боль быстро утихла. Тело тут же налилось силой. От истомы, сонливости не осталось и следа.
