Полночная библиотека - страница 19



Было трудно вспомнить в точности, как он звучал прежде. И каким именно он был. Но такова природа памяти. В университете она написала эссе, сухо озаглавив его «Основы памяти и воображения по Гоббсу»[28]. Томас Гоббс в целом ставил знак равенства между памятью и воображением, и, узнав об этом, она уже больше никогда полностью не доверяла своим воспоминаниям.

За окном желтый свет уличного фонаря лился на пустынную деревенскую дорогу.

– Нора? Ты ведешь себя странно. Что ты стоишь посреди комнаты? Ты укладываешься спать, или это какая-то стоячая медитация?

Он рассмеялся. Счел это смешным.

Подошел к окну и задернул занавески. Затем снял джинсы и повесил их на спинку стула. Она уставилась на него и попыталась ощутить влечение, которое испытывала когда-то. Это потребовало титанических усилий. Такого она не ожидала.

Жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов.

Он тяжело упал в постель, как кит в океан. Взял «Из нулей в герои». Попытался сосредоточиться. Отложил. Поднял с пола в кровать ноутбук, засунул наушник в ухо. Возможно, собирался послушать подкаст.

– Я просто кое о чем думала.

Она ощутила слабость. Словно пребывала тут лишь наполовину. Она вспомнила, что миссис Элм говорила про разочарование в жизни, которое вернет ее в библиотеку. Она вдруг подумала, что слишком странно будет ложиться в одну постель с человеком, которого не видела два года.

Она заметила время на электронном будильнике: 12:23.

Все еще с одним наушником в ухе, он вновь на нее взглянул.

– Вот что, слушай, если не хочешь сегодня делать детей, можешь просто сказать, ты ведь в курсе?

– Что?

– В смысле, я знаю, что мы должны ждать еще месяц до твоей следующей овуляции…

– Мы пытаемся завести ребенка? Я хочу ребенка?

– Нора, что с тобой? Почему ты такая странная сегодня?

Она сняла туфли.

– Вовсе нет.

Она вспомнила кое-что, связанное с футболкой «Челюсти».

Мелодия. «Прекрасное небо».

В день, когда она купила Дэну футболку с принтом фильма «Челюсти», она сыграла ему песню, которую написала для «Лабиринтов». «Прекрасное небо». Она была убеждена, что это ее лучшая песня. И более того, это была счастливая песня, отражавшая ее надежды в тот период жизни. Песня, вдохновленная ее новой жизнью с Дэном. И он прослушал ее с неприязненным безразличием, которое больно укололо ее тогда, и она обязательно обсудила бы это с ним, если бы не его день рождения.

– Да, – сказал он. – Ничего так.

Она удивилась, почему это воспоминание забылось и возникло только сейчас, как большая белая акула на его выцветшей футболке.

И другие воспоминания возвращались к ней тоже. Его чрезмерная реакция, после ее рассказа о покупателе – Эше, хирурге и гитаристе-любителе, который приходил в «Теорию струн» за песенником, – между делом спросившем Нору, не хочет ли она как-нибудь выпить с ним кофе.

(«Конечно, я отказалась. Прекрати кричать».)

Хуже, однако, было, когда агент крупной звукозаписывающей компании (или, скорее, маленькая бывшая компания для инди-групп, за которой стояла Universal) хотел подписать контракт с «Лабиринтами». Дэн тогда заявил ей, что их отношения вряд ли продолжатся. Он также узнал жуткую историю от одного из своих университетских друзей, который играл в группе, подписавшей подобный контракт: компания ободрала их до нитки, и они остались безработными алкоголиками или вроде того.

– Я могла бы взять тебя с собой, – сказала она. – Я прописала бы это в контракте. Мы могли бы везде ездить вместе.